В статье для New York Times опытный иностранный корреспондент Эдвард Вонг сообщает, что «подход администрации [Джо] Байдена к стратегическим приоритетам на удивление повторяет курс администрации [Дональда] Трампа». На сегодняшний день удивление вызывает то, что Вонг еще чему-то удивляется, пишет Эндрю Дж. Басевич в статье, вышедшей 28 июля в Responsible Statecraft.
Исходит это удивление из странного представления о том, что во внешней политике американский президент, которого обычно называют «самым могущественным человеком в мире», обладает свободой действий и почти непререкаемой властью. Еще со времен, по крайней мере, правления Франклина Рузвельта такая убежденность была основным элементом американской политики, неустанно продвигаемым средствами массовой информации: на мировой арене президент США является непревзойденным авторитетом.
Кандидаты в президенты обычно подыгрывают этому причудливому образу. В случае избрания они обещают большие перемены. Так, Трамп в своей инаугурационной речи клялся, что «этому разграблению Америки будет положен конец прямо сейчас и прямо здесь». Выбор формулировок, возможно, и вызовет у кого-то удивление, но основная мысль была в высшей степени президентской. Само это «разграбление» было чем-то, мягко говоря, туманным. Однако как президент он хотел, чтобы оно прекратилось, а значит, так оно и будет.
Но так не было, как и не было больших перемен, которые обещал один его непосредственный предшественник за другим. Особенно в вопросах, связанных с ролью Америки в мире, от статус-кво никто не собирался отказываться.
На практике власть самого могущественного человека в мире оказывается довольно ограниченной: свободу действий президента ограничивают внешне- и внутриполитические факторы. Безусловно, президент летает по миру на очень большом самолете, и все встают, когда он входит в комнату, но на практике полномочия президента не так велики.
Если есть какие-то сомнения на этот счет, достаточно рассмотреть эффект Манчина: когда один единственный действующий сенатор США — из самой партии президента — превращает в фарш внутреннюю повестку дня действующего президента. И в иностранных столицах полно таких же манчинов, которым доставляет удовольствие усложнять, препятствовать или иным образом вставлять палки в колёса американскому президенту.
Иногда это делается тонко, как, например, вышло с дружеским жестом, которым Байден пытался наладить отношения с наследным принцем Саудовской Аравии. Иногда это откровенно и неуместно: достаточно вспомнить, какое удовольствие испытывал тогдашний премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, унижая президента Барака Обаму во время выступления израильского премьер-министра перед Конгрессом в 2015 году? Оказывается, не так уж и сложно набрать очки за счет американского президента.
Правда в том, что пресса слишком, слишком много платит за президентские обещания больших перемен. Действительно, сам Трамп представляет собой лучший пример чрезмерных обещаний: он собирался положить конец бесконечным войнам Америки на Ближнем Востоке и «забрать» нефть, вывести США из НАТО, «построить стену» и тем самым решить проблему безопасности границы раз и навсегда. Ничего из этого сделано не было.
Важно понимать, почему в каждом из этих начинаний он терпел неудачу — и почему на провал также обречены попытки Байдена изменить курс. Можно выделить два фактора: один структурный, а другой идеологический.
Структурный фактор относится к институтам, чье благополучие зависит от сохранения условий, которые сложились во время Холодной войны и пережили ее окончание. Их можно называть по-разному — «пузырем», глубинным государством, военно-промышленно-властным комплексом — они по факту осуществляют право вето по всем вопросам, связанным с основной политикой национальной безопасности США.
Четче всего это видно на примере 20-летней войны США в Афганистане, которая закончилась в 2021 году полным провалом. На следующий год Конгресс отреагировал на это увеличением размера бюджета Пентагона, что получило поддержку большинства представителей обеих партий. В кабинетах ВПК и Пентагона был настоящий праздник.
Идеологический фактор основывается на явной или негласной убежденности в американской исключительности, что якобы на Соединенных Штатах лежит обязанность вести мир, при этом лидерство на практике становится синонимом глобального превосходства, а превосходство обычно выражается в военных терминах. Такие ожидания резко расходятся с формирующейся многополярностью и все большим числом общих проблем, таких как климатический кризис, с разрешением которых военная мощь никак не поможет.
Спустя тридцать лет после окончания Холодной войны становится все более очевидным, что Соединенные Штаты растратили положение мирового господства, которое, казалось, принадлежало им в 1989 году. То, что им нужно действовать по-другому, самоочевидно. Но не стоит ждать, что новые мысли поступят из Овального кабинета. Президент США настолько же пленник обстоятельств, насколько и агент больших перемен.
Комментарии читателей (0):