Последние геополитические события катализировали дискуссии об образовании, науке и культуре, объединив их в рамках темы новой идеологической идентичности. Лозунг «борьбы с неоколониализмом» можно только приветствовать. Написано и сказано много правильного, но слишком мало практически реализуемых, конкретных предложений. Еще меньше сущностных усмотрений того, какие проблемы в области образования и науки и как нужно решать России.
В части «как», если брать научную политику, особенно в гуманитарной сфере, поскольку здесь идеологическая составляющая очевидна, следует признать, как я уже писал, аудит деятельности научных фондов. Речь идет о Российском научном фонде, поскольку Российский фонд фундаментальных исследований, поддерживавший национально ориентированные проекты, фактически закрыт (якобы в рамках выполнения поручения президента об оптимизации институтов развития). Аудит именно в части политики выделения грантов и эффективности результатов, а также формирования экспертного сообщества. Причем силами независимых экспертов, и точно не из ВШЭ.
Ранее на ИА REX: О проблемах импортозамещения в российских общественных науках
Однако научная политика — это только часть идеологической повестки. Она важна, поскольку обеспечивает формирование интеллектуальной элиты. Образование и культура — более массовые сферы. Именно образование формирует образ будущего на уровне психогенетического кода общества или нации. Наука вершится «за закрытыми дверями» от массового потребителя. С лозунгом «Долой Болонскую систему!» вслед за выдающимися силовиками и политиками стали прозревать и более социально интегрированные индивидуумы. Ах, не надо было, но ведь состоялось… И что же теперь нам всем делать? Известный политолог предлагает: взять все, да и отменить. Чиновники, которые непосредственно руководят образованием, куда более сдержанны.
Болонский процесс, в который мы (к счастью) так до конца и не вошли, составляет только один из элементов и инструментов более мощной системы неоколониального подчинения постсоветского (и не только) цивилизационного пространства требованиям глобальной Метрополии. Болонская система — это не только бакалавриат + магистратура. Это стандарты, предписывающие правила, цели, задачи и ожидаемые результаты. Их, конечно, необходимо пересмотреть. Но даже и они — не более чем элементы, пусть и важные, новой идеологии, которые были навязаны России и продолжают сохранять свое влияние. Суть этой идеологии — разрушение (по крайней мере трансформация) гештальта российской ментальности. Планирую написать об этом серию материалов. Начать хочу со среднего образования в силу его системообразующей роли в культуре. Высшее зависит от него, а дошкольное более или менее автономно, да и развалить его руки у реформаторов пока не дошли. Надеюсь, что и не дойдут.
Читайте также: В чём главным ужас сторонников Болонский системы высшего образования в России?
«Вольница» 90-х, сменившаяся лозунгом «наведения порядка» в нулевые, в 10-е переходит в бюрократическую диктатуру. По сравнению с ней советские времена для людей, их помнящих, представляют «либеральный рай». Но это — механизмы. Хотя они и следуют из содержания так называемых реформ. Суть реформ — разрушение фундаментального образования и воспитания, ориентированного на духовно-нравственные ценности и традиции русской культуры, через примитивизацию, атомизацию и подмену «знаниевой» модели, якобы устаревшей, прогрессивной — компетентностной. А один из важнейших инструментов реализации замысла — переход к ЕГЭ. Дело объявили благим: поборем коррупцию.
Коррупцию, может, и побороли, но в отдельно взятой области культурного пространства — в части поступления в вуз. Показатели по стране, да и в мире, прямо скажем, так себе. Стратегическое поражение в результате перехода на ЕГЭ оказалось важнее тактических побед. Много пишут: школы перестали учить, стали натаскивать на результаты. Все правильно в логике колонизаторов: плебс не должен думать, он должен выполнять операции, предусмотренные регламентами и стандартами (придуманными во ВШЭ по американским лекалам). Советская система ориентировалась на подготовку (в идеале) созидателя или героя, а постсоветская (если верить Фурсенко, работавшему тогда в должности министра) — потребителя. В основе советской системы лежал квадривиум — физика, математика, русский язык и литература. Мало кому пригодились знания по физике и математике, за исключением базовых. Значит, с прагматической точки зрения, их изучение бесполезно. Но ведь изучение именно этих предметов учит мыслить. Как и написание сочинений, но об этом особый разговор.
Система ЕГЭ культивирует низшие функции мышления (анализ, выбор из предзаданных возможностей) и не способствует развитию высших — синтетических и творческих. Но система ЕГЭ ведь и задумывалась англоговорящими народами для отбора аборигенов для работы в колониях и переезда наиболее перспективных в Метрополию. Ее не отменить просто так. Разрушения советской системы образования уже произошли, и просто указом президента их не ликвидировать. России как цивилизации эта система образования, построенная на ценностях прагматизма и либерализма, закрепленная, в частности, процедурами ЕГЭ, не выгодна. В чем же тогда ее польза? Она — огромна. 1). Она выгодна Метрополии: аутентичная российской ментальности и вполне конкурентоспособная система разрушена или, по крайней мере, надломлена. 2) Отток интеллекта канализирован. 3). Бюрократический класс (прослойка), который управляет страной, в постсоветской России разросшийся в гипертрофированных размерах, получил инструменты эффективного давления на социум. В частности, на педагогическое сообщество.
Гештальту русской культуры нанесены травмы, которые могут стать для нее несовместимыми с жизнью.
Комментарии читателей (0):