«Арабская весна» и последовавшие за нею события показывают, что приходу радикальных исламистов на смену авторитарным лидерам противостоит значительная часть светски настроенного населения, считает политолог и журналист Михаил Калишевский. Он уверен, что опыт арабских стран с некоторыми оговорками можно экстраполировать на государства Центральной Азии.
«Антиисламистские революции» в Турции и особенно в Египте, несомненно, могут стать примерами для подражания. (…) Нельзя не увидеть аналогий и с положением в странах постсоветской Центральной Азии. Оно во многом напоминает ситуацию в Египте или Тунисе накануне «арабской весны»: насквозь коррумпированные авторитарные режимы жёстко подавляют любые проявления политической активности - как светской оппозиции, так и исламских радикалов. Аналогична ситуация с социальными лифтами, возможностями для предпринимательства, любой самостоятельной экономической и социальной активности. Светская оппозиция либо «вычищена» с политического поля, либо загнана в полуподполье, либо вовсе выброшена в эмиграцию. Религиозная политика практически копирует мероприятия светских режимов Ближнего Востока до «арабской весны»: духовенство превращено в государственных служащих, текст пятничных проповедей утверждается властями, а члены политических организаций мусульман и даже просто независимые исламские проповедники зачастую попадают в тюрьмы. В совокупности с фактической нищетой большинства населения это приводит к радикализации исламски ориентированных слоев общества, которая способна принять самые крайние формы.
Страны Центральной Азии в советские годы прошли через радикальную «деисламизацию», что не могло не оставить весьма ощутимых следов в местном менталитете, в самосознании целых слоёв общества, особенно городских. Глобализационные процессы, прежде всего, в информационной сфере, также не могут не усиливать светскую традицию в центральноазиатских социумах. Её потенциал, конечно, различен в отдельных странах – в Казахстане и Кыргызстане она, естественно, гораздо сильнее, чем, например, в Таджикистане, Узбекистане или Туркмении. Пока трудно сказать, какое влияние оказывает на соотношение светской и религиозной составляющей местного менталитета трудовая миграция в Россию. Чаще говорят, что центральноазиатские мигранты легко склоняются к исламскому экстремизму. Но, видимо, происходит и какое-то «обратное» влияние через мигрантов, возвращающихся на родину.
Ясно пока одно: «арабская весна» показала, что застой, произвол и коррупция неизбежно ведут к взрыву. Но следует ли из этого, что после такого взрыва население постсоветских стран Центральной Азии обязательно окажется более восприимчивым к идеям радикального исламизма, чем население Египта или Туниса? По-моему, такой вывод совершенно неочевиден. Что, конечно же, не преуменьшает исходящей от фанатиков-исламистов угрозы.
В целом же события в Турции и Египте показывают, что исламизм (в разных модификациях) в этих уже в заметной степени вестернизированных странах столкнулся с сильным и организованным сопротивлением. Исламский «цивилизационный код» сам по себе ставит барьеры на пути глобализации, но в то же время у глобализации в мусульманском мире есть внушительный и, главное, очень «пассионарный» резерв, способный к весьма успешным политическим выступлениям. Начавшаяся борьба, судя по всему, будет упорной и долгой, но «торжество исламизма» никак нельзя считать неизбежным».
Михаил Калишевский
Международное информационное агентство «Фергана»
Комментарии читателей (0):