17 октября 1905 года. Несбывшиеся надежды

Опубликование манифеста не привело к успокоению, даже в столицах. Главным вопросом для либералов и всех, кто был левее их, стало превращение манифеста в основу для созыва Учредительного собрания. В Москве 18(31) октября начались демонстрации с лозунгами амнистии, свободы, Учредительного собрания и законности, сопровождавшиеся нападениями на полицию. То же самое происходило в Петербурге. Несколько демонстраций собралось у здания тюрьмы, их участники требовали немедленной амнистии. В Тифлисе также начались волнения, которые переросли в стычки, на три дня парализовавшие жизнь 250-тысячного города. Везде происходило одно и то же. «По улицам, — записывает в своем дневнике 19 октября (1 ноября) 1905 г. член Государственного Совета А.А. Половцев, — несмотря на дождливую погоду, двигаются многочисленные толпы, одна часть коих носит трехцветное знамя, другая – знамя красное. Между теми и другими происходят столкновения, оканчивающиеся даже и убийствами.»

После Манифеста 17 октября весьма неспокойной стала обстановка в Кронштадте. Её еще больше усложнил перевод сюда около 1 тыс. крепостных артиллеристов. Они уже отслужили, но домой этих солдат не отпускали, их родственники уже не получали пособий от казны, новое обмундирование эти солдаты также не получали. Все это было причиной недовольства. Комендант крепости ген.-л. Т.М. Беляев требовал усилить гарнизон надежными пехотным полком и эскадроном кавалерии, артиллерией и пулеметами. 26 октября (8 ноября) начались волнения в роте крепостной артиллерии, которую поддержала и часть матросов. Началось восстание. Трепов докладывал императору: «Город фактически оказался во власти мятежной толпы, производившей поджоги и разгромом торговых заведений и нападения на офицерские флигели.»

Толпа солдат и матросов начала бить стекла в окнах Офицерского Морского собрания и городской библиотеки, и громить лавки, было сожжено 2 каменных и 2 деревянных дома. Больше всего пострадали мелкие торговцы и городская беднота. Восстание удалось подавить только с помощью подошедших из Петербурга надежных пехотных частей. 27 октября (10 ноября) в Кронштадте было введено военное положение. 28-30 октября (11-13 ноября) шли «массовые аресты виновных в происшедших беспорядках.» Из 8 846 чел. нижних чинов армии и флота, находившихся в крепости, было убито 9, ранено 43 и без вести пропало 34 человека. Всего же, с учетом гражданских, было убито 17 и ранено 82 человека.

Весьма сложной была обстановка и на юге России. 30 сентября (12 октября) в Одессе и уезде было прекращено действие военного положения, введенного еще в июне. Вскоре выяснилось, что это было преждевременное решение. Город лихорадило. В Новороссийском университете шла борьба за допуск в его стены вольнослушателей. Их количество постоянно росло, возникали обычные проблемы – о допуске иудеев сверх существующей нормы и женщин. Кроме того, город опять начал втягиваться в стачечное движение. 11(24) октября забастовали служащие железнодорожной станции Одесса-Главная. На следующий день стачка начала распространяться по железной дороге. 14(27) октября в университете состоялось собрание Ученого совета, на котором было принято решение: «Все евреи приняты. Постановлено временно прекратить занятия.» В этот день забастовка охватила всю Одессу. В центре города прошла демонстрация молодежи, на углу улиц Успенской и Канатной студенты стали закидывать полицию камнями, начались столкновения. В ходе разгона демонстрации были ранены 2 студента, ученик электротехнического училища и 3 девицы.

14(27) октября в 19.45 началось объявленное ранее заседание гласных Городской Думы. Заседания было сорвано, так как в здание пришло от 700 до 800 человек, 30 гласных попросту не могли найти себе место. Фактически начался митинг. Собравшиеся горожане потребовали отставки градоначальника. Им был д.с.с. Д.Б Нейдгарт. После волнений 14(27) октября Дума превратилась в центр демонстраций оппозиции, городская управа практически перестала функционировать. На следующий день центром волнений стал университет.

16(29) октября было оглашено объявление Нейдгарта: «В виду распоряжения Высшего Правительства о недопущении посторонних лиц в здания университета для народных собраний, объявляю о сем во всеобщее сведение, добавляя, что доступ в университет будет прегражден. В виду закона о действии оружием для воинских и полицейских чинов, довожу до всеобщего сведения, что действие оружием начнется немедленно после нападения на чинов войск или полиции. Брошенный из толпы камень может послужить поводом для действия оружием, а так как в толпе нельзя отвечать за действия отдельных лиц, то лучше избегать толпы.» Подобного рода рассуждения явно не звучали достаточно убедительно, и 16(29) октября молодежь, не допущенная в университет, приступила к строительству на ряде улиц баррикад, студенты переворачивали вагоны конок, дрались с полицейскими. К вечеру большинство этих городских «укреплений» опустело. Их строители разошлись по домам.

Вечером 17(30) октября в городе узнали о Манифесте 17 октября. Вновь начались митинги в городской Думе. Но успокоения так и не наступило. Наоборот, волнения стали еще более масштабными. 18(31) начались демонстрации под красными флагами, попытки разоружения полиции, а к вечеру беспорядки и стычки с казаками. Активное участие в них принимала еврейская учащаяся молодёжь. Пригороды Одессы были в основном заселены крестьянами и рабочими. 19 октября (1 ноября) оттуда к центру потянулись демонстрации противников революции. В этот день градоначальник пригласил всех желающих на благодарственный молебен. Накануне Нейдгард призвал горожан «всеми мерами убеждения и слова способствовать успокоению умов и водворению порядка.» С крыш домов и чердаков по монархистам открыли огонь из револьверов боевики. Демонстранты откатились назад. Успех был временным и кажущимся.

20 октября (2 ноября) в городе начался погром. Дезорганизованные власти не смогли остановить беспорядки, революционеры – тоже. За 3 дня погрома в братских могилах было похоронено 260 жертв «последних кровавых событий». На 20 октября (2 ноября) в городской больнице Одессы на 750 мест числилось 2 057 больных, в еврейской больнице на 250 мест числилось 270 больных. Очевидно, среди категории «больные» числились и раненые. Только к 22 октября (4 ноября) улицы Одессы стали более или менее спокойными. В этот день к христианам города с воззванием обратился архиепископ Дмитрий. Он резко осудил погромщиков: «Вы выступили против врагов Царя; но действительные враги закона и порядка притаились или скрылись. И вы в возбуждении увидели врага Царева в каждом иноверце-еврее. О бунтарях скоро забыли. А начали позорное да усиленное давней враждой разорение и избиение евреев… Русские, православные! Вы запятнали себя кровью многих людей, ни в чем дурном неповинных, которых вина только в том, что они не нашей веры.» Словами дело не ограничилось.

Город по-прежнему контролировала армия. 28 октября (10 ноября) командующий войсками ОдВО (27 августа (10 сентября) им снова стал вернувшийся из Маньчжурии ген. от кав. А.В. Каульбарс) объявил, что, если беспорядки повторятся, «войскам предписано силою оружия противодействовать всякому насилию, истребляя беспощадно грабителей. Если при этом возобновится стрельба с крыш и окон, то она будет прекращена, хотя бы ценою разрушения.» Одесса возвращалась к нормальной жизни. 31 октября (13 ноября) на заседании Совета Новороссийского университета было принято решение возобновить занятия с 7(20) ноября.

10(23) ноября 1905 г. новым градоначальником был назначен ген.-м. А.Г. Григорьев. В должность он вступил раньше, формально будучи генералом для особых поручений при командующем войсками ОдВО. Он сразу же предупредил одесситов: «Я приму все меры к тому, чтобы водворить в городе порядок и спокойствие. Для меня все граждане одинаково равны… Никаких беззаконий я не допущу!» Только жесткие действия могли гарантировать сохранение порядка. Они были возможны только с опорой на армию. Такой была обстановка и в целом в стране. Нечто подобное в это время происходило в Киеве, где в результате было арестовано около 600 чел., в Москве, Варшаве, Ярославле и в ряде других городов.

Между тем последствия войны с ее окончанием еще далеко не были преодолены. Огромная проблема возникла в связи с демобилизацией группы армий на Дальнем Востоке. Призванные резервисты после окончания военных действий вполне могли стать силой, вольно или невольно союзной революции. По условиям перемирия, заключенного 31 августа (13 сентября) 1905 г. в Маньчжурии, демобилизация должна была закончиться до 2(15) апреля 1906 г. Портсмутский договор был ратифицирован императором только 1(14) октября 1905 г., и еще через четыре дня последовал Манифест о мире с Японией.

1(14) октября армия узнала о Высочайшем соизволении о немедленном увольнении офицеров и нижних чинов запаса, а также вольноопределяющихся, не дослуживших 2-3 месяца до полного года. Оно должно было начаться в Манчжурии и в остальных частях и учреждениях, дислоцированных в Империи после ратификации. О том, что она состоялась, на Сыпингае узнали 5(18) октября. Вслед за этим начали определяться порядок и сроки увольнения и эвакуации. 8(21) октября Линевич отдал приказ о возвращении в Россию офицеров, нижних чинов и чиновников, состоящих прикомандированными в Маньчжурских армиях, в свои части, правда, при условии, что это не нарушит порядка демобилизации. Однако вместо возвращения домой армия получила волнения в своем непосредственном тылу - в Чите и даже Харбине, которые начались еще до издания Манифеста 17(30) октября.

15(28) октября началась забастовка телеграфистов в Чите, ее поддержали другие железнодорожные служащие, демонстранты попытались овладеть складами с оружием. Их рассеяли с применением оружия, при этом один рабочий, пытавшийся напасть на офицера, был ранен. Сразу после этого забастовку поддержали учащиеся старших классов мужской и женской гимназий, семинарии, реального и ремесленного училищ. Связь армии с Читой, и, следовательно, с Россией, была утрачена в 14.00 15(28) октября. Линевич отдал распоряжения о сбережении железнодорожного и телеграфного имущества и отправил полк. П.М. Захарова с двумя железнодорожными ротами и ротой телеграфистов на пограничную станцию Манчжурия. Позже этот отряд был усилен еще 1 телеграфной и 1 железнодорожной ротами. Его задачей было восстановление железнодорожной и телеграфной связи с Читой и Иркутском. На следующий день, 16(29) октября забастовали уже и служащие КВЖД. Захарову удалось арестовать часть телеграфистов на станции Манчжурия и заменить их военными - ситуация немного исправилась, и 19 октября (1 ноября) гражданские телеграфисты начали выходить на службу в Харбине. Но связь с Петербургом Главнокомандующий по-прежнему вынужден был поддерживать через Пекин.

21 октября (3 ноября) 1905 г. перестала работать Кругобайкальская железная дорога, власти Иркутска и Харбина безрезультатно взывали к командованию армиями в Манчжурии с просьбами о присылке войск. Но Линевич не был в состоянии контролировать ситуацию даже в Харбине - 24 октября (6 ноября) к стачке телеграфистов на железнодорожной станции примкнули железнодорожники. 22 октября (4 ноября) последовал еще один приказ Линевича - первенство при демобилизации получали раненые, больные, возвращавшиеся из Японии пленные, и... офицеры запаса. Лояльность последней категории военнослужащих существующим порядкам оказалась под большим вопросом. Лучшие кадры были необходимы для борьбы с революцией и обучения призванных осенью новобранцев. Установленный порядок увольнения вызвал опасное недовольство среди рядовых резервистов, рвавшихся домой и жаждавших начала демобилизации. Это было тем более опасно на фоне происходивших в Манчжурии и Сибири событий.

Очевидно, что Главнокомандующий не смог проявить решительность и в действиях на «домашнем фронте». Для этого, и особенно для этого ему необходима была информация о том, что происходит к западу от Урала, а в штабах Маньчжурских армий имели очень смутное о ней представление. Прочной связи с Петербургом через Россию не было. Телеграф не работал, Главнокомандующий не предпринимал ничего и для того, чтобы быстро получить новости кружным путем, через Китай. В штабах армий распространялись слухи о том, что Москва охвачена пламенем, что количество убитых и раненых в ней перевалило за 40 000 чел. Остается только представить, в каком виде эта информация доходили до рядового состава!

Ситуация в Маньчжурии могла измениться резко. Примерно в 12 часов дня 5 ноября в Харбине получили известие о Манифесте 17(30) октября - для передачи этой новости телеграфисты временно отказались от забастовки. Уверенности в том, что забастовщики не пропускают заведомо фальшивую информацию не было, вместе с Манифестом пришла и информация об измене правительству войск московского гарнизона. «Манифест 17 октября всколыхнул все и вся. – Вспоминал один из офицеров. – В Харбине начались “беспорядки”.» Поначалу они выразились в том, что часть русских жителей ходила с красными флагами, а часть – с портретами императора. Постепенно число сторонников революции прибывало, на митингах стали появляться и военные. Уже к вечеру 5 ноября по Харбину уже шла демонстрация под красными знаменами численностью около 3000 человек. Линевич вынужден был согласиться на просьбу об освобождении арестованных ранее активистов-забастовщиков. В результате волнения в ближайшем тылу армий на Дальнем Востоке только усилились. Демонстрации и митинги начались и во Владивостоке. Поначалу они носили мирный характер, ничего не предвещало беды.

30 октября (12 ноября) 1905 г. во Владивостоке начались волнения, позже получившие у современников название «погрома 30 октября». Трепов в докладе императору назвал главной причиной случившегося «превратное толкование» Манифеста 17 октября, для разъяснения истинного смысла которого комендант крепости ген.-л. Г.Н. Казбек вынужден был лично разъяснять солдатам и матросам, разъезжая по городу. Гарнизон крепости был ненадежен. «Все сухопутные части гарнизона, — отчитывался после событий ее комендант, — были сформированы во время войны из маленьких кадров старых частей, собранных со всех концов России, разжиженных запасными и слитых наспех в безобразный конгломерат, спаянный случайно попавшими в крепость офицерами, в числе которых было до 40% запасных.» 26 сентября во Владивостоке было снято осадное положение. Почти 38 тыс. запасных, которые после перемирия не могли понять причины своего пребывания в крепости и необходимости продолжения тяжелых земляных работ, требовали отправления домой. Их недовольство подстегивалось усилившейся революционной пропагандой.

Необходимо отметить, что гражданское население города в 1903 году составляло 26 тыс. чел., из них русских уроженцев – только 12 тыс. чел. Накануне войны здесь было 3371 зданий, из которых 563 каменных. Владивосток был переполнен возвратившимися пленными и демобилизованными резервистами. И те, и другие не могли выехать назад, и те, и другие вынуждены были ждать, будучи наполовину военными и наполовину гражданскими уже людьми. Очевидно, сказывались как отсутствие дисциплины и невозможность ее быстрого восстановления в сложившейся ситуации, так и соблазны города. Все это накладывалось на тяжелейший беспорядок и злоупотребления, творившиеся на железной дороге. На территории города было разбросано несколько крупных складов со спиртным, власти не обеспечили их надежной охраной.

Демобилизованные, которые не могли выехать домой, начали продажу личного имущества. Когда на рынке началась драка между бывшими солдатами и матросами и китайцами, то вскоре она разрослась до волнений в городе. Примерно в полдень, как докладывал ген. Казбек, «толпа разночинцев, к которым присоединились матросы и сухопутные чины, стали громить китайские лавки, находящиеся на базаре.» Винные склады также стали добычей вышедшей из подчинения толпы, начался дикий разгул насилия. «Разгром города озверевшими солдатами был полный и неслыханный. – Вспоминал современник. – Громили город дико, безумно. Грабили все, что попадалось под руку, и тут же портили свою добычу и бросали ее. За тысячной толпой пьяных громил шла шайка шакалов, которая подбирала награбленное золото, серебро, драгоценные камни.»

Для прекращения беспорядков пришлось использовать войска. Комендант не был полностью уверен в подчиненном ему гарнизоне - по его словам, в руках у него оказалась гнилая палка, которая при неосторожном обращении могла развалиться, а между тем через город должно было пройти еще около 70 тыс. военнопленных. Поэтому сначала для борьбы с беспорядками были высланы офицерские патрули, затем дежурные полуроты, а потом уже и 6 батальонов с фортов вокруг города, которые вечером пришлось усиливать еще 6 батальонами, а затем еще 1, перевезенным с острова Русский.

Отчет генерал Казбека гласил: «С наступлением темноты в разных местах города начались поджоги. Сгорела матросская слободка, весь квартал, где театр и общественное собрание, военно-окружной суд, морское собрание, некоторые магазины. Большинство магазинов разбиты и разграблены. С наступлением темноты начались вооруженные столкновения с войсками. Есть убитые и раненые. За темнотою число не определено. Участвуют мастеровые, много матросов, запасные нижние чины. Беспорядки происходят на почве неувольнения в запас и толкования Манифеста.» Лучшая, наиболее благоустроенная и богатая часть Владивостока была разгромлена. О масштабе событий можно судить по количеству пострадавших. Среди принимавших участие в наведении порядка был убит 1 офицер и 13 солдат, ранено 6 офицеров и 22 солдата. В толпе было убито 2 солдата, 13 матросов, 6 гражданских лиц и 3 «инородца», а ранено 32 солдата, 52 матроса, 22 гражданских и 12 «инородцев» (судя по всему, это были по преимуществу китайцы). Волнения удалось остановить только 1(14) ноября. Главнокомандующий, получив информацию о беспорядках, отдал приказ «принять самые энергичные меры для поддержания порядка в городе и в случае надобности, для усмирения неповинующихся употреблять в самых широких размерах оружие.»

Всего в результате волнений выгорело около трети города. Командир Владивостокского порта контр-адмирал Н.Р. Греве 1(14) ноября сообщал морскому министру вице-адмиралу А.А. Бирилеву: «При настоящем положении дел пленных везти во Владивосток, безусловно, нельзя.» Между тем, их нельзя было оставлять и в Японии. Владивостокские события, причиной которых была задержка отпуска запасных, явно указывали на необходимость ускорения решения этого вопроса. На Транссибе также постоянно происходили беспорядки. Только с 30 октября (12 ноября) по 1(14) ноября на линии железной дороги среди лояльных военнослужащих был убит 1 офицер и 13 нижних чинов и ранено 6 офицеров и 22 нижних чина. У их противников было убито 24 матроса и солдата и 116 ранено.

Для подавления забастовок, к которому Линевич решился все же приступить в середине ноября 1905 года, нужны были надежные войска. Забастовщики грозили вооруженным сопротивлением. Следовательно, против них нельзя было задействовать запасных, более других связанных с мирной жизнью, и, к тому же стремившихся поскорее попасть домой. 3(16) ноября Главнокомандующий поручил командующему XVI Армейским корпусом ген.-л. П.А. Плеве и полк. П.М. Захарову двигаться на Читу и далее на Иркутск для восстановления порядка. В ответ на это через три дня движение по железной дороге прекратилось.