Эта тенденция с большим трудом пробивала себе дорогу сквозь признаваемую церковью «подлинную», наднациональную и надгосударственную христианскую идентичность. В духе этой идентичности создавались многочисленные истории церкви1, назначение которых состояло в том, чтобы доводить до всеобщего сведения, насколько мир приблизился к желанной цели – второму пришествию. Телеологически такой подход был обоснован в XIII веке Фомой Аквинским, который описал Бога, как чистую деятельность (actus purus), предопределяющую все мыслимые социальные цели2. Поэтому неудивительно, что, как простые люди, так и средневековые хронисты, соотносили свои рассуждения о социальных целях с главным ожидаемым событием. В силу такого сравнения их текущие цели представлялись ничтожными, что, в частности, проявлялось в записях результатов деятельности исторических субъектов. «Умствования», которые не жаловал еще апостол Павел3, совсем не приветствовались. Вследствие этого в науке и обществе господствовало мнение, что намного важнее чувствовать христианскую суть бытия, чем унижать себя знанием суетливых подробностей о тщете земной жизни. Аквинат выражался не эту тему в том духе, что наименьшее знание, которое можно иметь о величайших вещах полезнее, нежели самое достоверное знание о низменнейших вещах4. В дальнейшем В.Оккам, хотя и с других позиций, также обосновал ничтожность пустых умствований, призывая без необходимости не рассуждать о многом5. Поэтому неудивительно, что раннесредневековые сочинения в своей массе написаны лапидарно, несмотря на то, что материал для письма уже давно стал более податлив6. Об этом можно судить даже по названию произведений, которые зачастую именовались хрониками, анналами, летописями (т.е. погодными записями)7. Объяснение такого положение дел лежит на поверхности: поскольку с общей целью всё стало ясно, записывать стоило только то, что отличало один год от другого (нечто вроде зарубок на дереве, которые делают при отсутствии календаря). Занятно, что, по мнению раннесредневековых летописцев, о некоторых годах и сказать-то было нечего. Поэтому мы подчас не находим в некоторых хрониках вообще никаких сообщений о ряде прошедших лет. В частности отсутствуют записи за 1150-1152, 1155-56, 1162-1163 и другие годы в анналах Святой Тринитаты веронской8. В русских летописях тоже нередки такие пометы: «Въ лето 6730. Не бысть ничто же»9.
Впрочем, в этих незамысловатых хрониках мы всё же можем отыскать новые телеологические ориентиры. Они, несомненно, носят отпечаток будущей национальной идентичности. Это мы можем легко определить по контексту. Возьмём три подряд идущие записи из англо-саксонских хроник конца VII века:
«681. Трубрикт был посвящён в епископы Хагустальдена, а Трумвин – в епископы пиктов, которые тогда подчинялись нам.
682. Кентвин заставил брито-валлийцев бежать до самого моря.
684. Эгферт послал против скоттов войско во главе со своим элдорменом Бриктом; они злокозненно оскверняли и жгли Господни храмы10».
Из них вполне ясно, что автор пытался отойти от парадигмы единого христианского народа. Для этого, чтобы быть более убедительным, он приписывает противникам англо-саксов преступление против Господа. В дальнейшем, после того, как приоритет национальных целей стал отвоёвывать себе больше места в хронотопе старой доброй Англии, простая идентификация таких исторических субъектов, как народ или государство была признана недостаточной. Так как теперь идентичность должна была удовлетворять ещё одному телеологическому критерию. Следовало доказать и показать своему и другим народам неслучайность нахождения на территории своего местопребывания и правовые основания её обладания. Другими словами после обретения своей идентичности путём консолидации ряда племён в один народ (например, в русский или английский) следовало украсить свою идентичность, по образцу прошлых обществ, происхождением от выдающегося древнего предка. Ибо, раньше (как, впрочем, и теперь) идентичность исторического субъекта могла быть надёжно легитимирована лишь через обоснование благородства, древности его происхождения11, а также объяснению, с какой целью он находится на этой земле. Поэтому неудивительно, что один из русских средневековых писателей в дополнение к истории о том, «откуда пошла Русская земля» составил генеалогию великих князей, согласно которой они происходили от Ноя, египетских фараонов, Александра и Августа12. Правда на Руси в это мало кто поверил. А потом это и вовсе стало неактуальным, поскольку после падения Константинополя (1453 г) Россия на деле стала конфессиональной и политической наследницей Римского государства. Из этого «следовало», что целью нахождения славян на Востоке Европы являлась Русская земля. А затем для этого субъекта исторического развития – после его крещения – целью стало превращение в Святую Русь, которая должна была спасти весь остальной, погрязший в безбожии мир.
На основании этих примеров сделаем заключение, что смешение результата с целью являлось особенностью телеологического осмысления идентификационных процессов свойственной древним и средневековым историческим субъектам13. Причём подчас этой особенности придавали статус чуть ли не необходимости. Рассмотрим это на английском материале. В XII веке Гальфрид Монмутский опубликовал свою «Историю бриттов», в которой, наряду с фантастическими измышлениями по поводу троянца Брута, захватившего Альбион и давшего ему своё имя - Британия14 (ну как тут не вспомнить «Братанию» Тредьяковского), излагает древнюю кельтскую легенду о короле Артуре15. Интерес к этому сообщению оказался столь велик и политически востребован, что монахи церкви святой девы Марии г. Гластонбери, ориентируясь на сведения английского короля Генриха II о местонахождении артуровской могилы (которые он якобы получил от исполнителя исторических песен бриттов)16, раскопали её в 1190 г. Более того, монахи даже «нашли» останки древнего героя. В следующем веке в Англии вышли «Цветы истории», в которых автор сообщал занятные предания англо-саксов: о короле Альфреде, укрывшемся от викингов в лачуге пастуха и получившего нагоняй от его жены за подгоревшие по его недосмотру пироги; о леди Годиве, проехавшей обнажённой по Ковентри и тем спасшей его жителей от непомерных налогов и т.п.17 Эти предания, как и легенда о короле Артуре имели примерно такую же степень достоверности, что и гомеровские поэмы. И, разумеется - что уже неудивительно - разделили их участь.
Новая мифология вошла в английскую историю так же естественно, как гомеровская в греческую, ибо она укрепляла национальную идентичность англо-саксов, придавая ей дополнительную древность и величие. При этом не остался без внимания и христианский фактор. Поэт XIII века Роберт де Борн словами заглавного персонажа своей поэмы Мерлина «посоветовал» отцу Артура в память о тайной вечере завести у себя круглый стол. Таким образом, благодаря Артуру и его окружению, вымышленному в господствовавшем тогда духе рыцарской романтики, англичане пытались показать, что они появились не вдруг. И найдя опору своей нарождавшейся идентичности в античной, библейской и автохтонной поддержке (напомним, что англо-саксы были захватчиками Британии), англичанам удалось включить себя в качестве этнического и государственного субъектов в общий целенаправленный план развития человечества. И в настоящее время уже не важно насколько верны английские представления о себе, как о народе и государстве (по сути, это квазителеология). Важно лишь то, что они сыграли весьма значительную роль в самоидентификации англичан, которая до сих пор имеет большое консолидационное значение.
В связи с особенностями идентификационных процессов у германских народов, связанными с их самопредставлением или, точнее, самоподачей своей идентичности, укажем на вопрос, связанный с так называемой «западной» идентичностью. Вопрос заключается в том, является ли географическая характеристика простым маркером, благодаря которому в пределах одного континента легко провести идентификацию исторических субъектов по сторонам света? Или же в понятие «Запад» вкладывается нечто большее, позволяющее приписывать входящим в него субъектам особые телеологические основания, реализация которых воплотилась в уникальный цивилизационный продукт, который мог проявиться только на этой территории? И, в этой связи, на примере германцев, попытаемся ответить на вопрос как возникло европейское «западничество» и каким образом западноевропейские народы оказались там, где мы их застаём сейчас?
Для начала дадим общее представление о генезисе германских народов. Германские племена выделились из славяно-германо-балтской общности примерно в VII в до нашей эры. Их появление в качестве особого исторического субъекта связывают с так называемой Ясторфской археологической культурой, названной по имени одной современной северогерманской деревни. Во II века до н.э. германские племена, стремясь расширить среду своего обитания, заселили Южную Скандинавию, а затем, двинувшись на юг даже попытались вторгнуться в Италию. Но здесь они встретили жёсткий отпор римлян, что, однако не подействовало на германцев отрезвляюще. В течение последующих веков они предпринимают безуспешные попытки пробиться из своих лесов за Рейн и Дунай. Для заселения этих территорий у них были весьма веские основания – это были хорошо возделанные земли с многочисленными и богатыми городами. Но их желания оказалось слишком мало. Ибо римляне воздвигли на их пути вал. Этот вал пересекал весь европейский Запад (римляне называли его limes) и надёжно защищал империю от варварских вторжений. Тогда готы - одно из германских племён, обитавших на юге современной Швеции и острове Готланд – решили попытать счастья на востоке континента. Они переплыли Балтику и, продвигаясь бассейном реки Припять, достигли в III веке среднего течения Южного Буга. Результатом этой экспансии германцев стало создание готского государства в Северном Причерноморье, восточные границы которого доходили до современной Тамани. В научной литературе это государство обычно называют по имени наиболее удачливого его правителя – Германариха. Если верить готскому историку Иордану, у его соплеменников неплохо шли дела и на севере, где им удалось подчинить часть восточнославянских племён: «После поражения герулов тот же Германарих повел войско против венетов; хотя они и неопытны в военном деле, но засчет своей многочисленности пытались сначала сопротивляться. Но никакое множество невоенных людей не может устоять без Божьей помощи против вооруженной силы. Венеты разделяются на три части: венетов, антов и славян; все они теперь, за грехи наши, свирепствуют против нас, а тогда все признавали над собой власть Германариха»18. Весьма возможно, что Иордан не слишком приукрашивает действительность. Во всяком случае, в «Слове о полку Игореве» тоже есть упоминания о том, что славяне некогда признавали власть готов. Его автор приписывает крымским готам (потомкам причерноморских готов, проживавшим в XII веке в горном Крыму) сочувствие половцам, выраженное в желании повторения событий, предположительно относившихся к IV веку, когда готы истребили вождей славянских племен во главе с Божем (Бусом): «Се бо готьскыя красьныя девы въспеша на брезе синему морю, звоня русьскымь златомь: поють время Бусово, лелеють месть Шароканю»19.
Процветание «государства Германариха» неожиданно закончилось в 375 году, когда на него напал племенной союз, возглавляемый гуннами (выходцев из пограничных с Монголией степей) и готская пехота была разгромлена гуннской конницей. В результате, та часть готских племен, которая проживала на северо-востоке «государства Германариха» (так называемые остготы), была включена в состав гуннской орды, которая смела на своём пути все римские валы, увлечена ею в Центральную Европу и, после распада гуннской державы, образовала государство в Севере Италии. Готские племена, занимавшие юго-запад «государства Германариха» (вестготы), попытались найти убежище в пределах Римской империи и устремились к Дунаю. В дальнейшем они, будучи направляемы императорами то в один, то в другой регион, осели, наконец, на Пиренейском полуострове, где сыграли важную роль в идентификационном становлении Испании и Португалии. Таким образом, все самостоятельные попытки германских племён прорваться на Запад были обречены на неудачу. Но пришли гунны и буквально втолкнули германцев в вожделенное западноевропейское пространство. При этом гунны загнали туда даже тех, кто попытался обосноваться на Востоке. Сейчас мы можем только предполагать, что было бы, если гунны не сокрушили днепровскую Готию и не нанесли Римской империи серьёзные удары на Востоке и смертельные на Западе? Сохранилось бы германское государство в причерноморских степях или было бы включено в состав Древнерусского государства? Сумели бы германцы всё-таки пробить римский лимес в одиночку? Рассуждать на эти темы мы здесь не будем. Мы лишь обратим внимание на два аспекта, имеющих, на наш взгляд, существенное отношение к формированию идентичности европейских и неевропейских исторических субъектов. Во-первых, германцам явно очень хотелось попасть на европейский Запад (хотя и Востоком, как мы видели, они тоже не пренебрегали). Это следует из того, что они в течение пяти веков вели войны, преследующие именно эту цель. А что такая цель может быть у целого народа, было некогда подмечено еще Л.П.Карсавиным. В своих размышлениях о связи истории с географией он допускал существование у этноса чёткого представления о том, в какие места ему следует переселиться20. Если придерживаться этой точки зрения, можно заключить, что желаемое для многих древнегерманских народов социальное пространство после их перемещения на Запад Европы совпало с географическим пространством. В качестве показателя здесь может выступить то обстоятельство, что, невзирая на собственные представления о «родовом» обустройстве пространства, сильнейшим образом повлиявших в дальнейшем на специфику организации Европы, социальное развитие германских племён, осевших на территории бывшей Римской империи, вскоре совпало с развитием прежнего - познеантичного - общества. Вновь образованные «варварские» общества продолжили развитие в сторону феодализма, что совпало не только с динамикой социального развития Западной Европы IV-V вв, но и современной ей Восточной части Римской империи. Заслуживает внимания то, что, приобщившись в завоёванном пространстве искомых норм и ценностей, они стали активно вовлекать в него и своих нецивилизованных братьев. Англо-саксы порабощали «некультурных» валлийцев, франки - ту часть саксов, которую почему-то не привлекала завораживающая перспектива западноевропейского мира. В культуртрегерском порыве «великий европеец» Карл Великий в течение 25 лет неутомимо истреблял своих братьев саксов. Вероятно, он воспринимал их как отщепенцев германского мира или лентяев, которые, подобно ленивой части готов, остались в Скандинавии вместо того, чтобы посредством доблестных деяний приобщиться к достижениям античной культуры.
Теперь о втором аспекте. Можно посмотреть на «западную» идентификацию германских народов, как на процесс в каком-то смысле вынужденный. Ибо все попытки германцев закрепиться на Востоке, куда с натяжкой можно отнести даже их попытки захвата восточной Прибалтики - от Финляндии до Польши,- оказались обречены на провал. Если продолжать эти рассуждения по поводу целей и возможностей, то мы увидим, что, колонизировав европейский Запад, германские племена, точнее народы, произошедшие от этих племён, продолжали продвигаться в западном направлении (используя уже морской способ передвижения). И там они расселились на целом континенте. В то время как все их попытки закрепиться в странах Востока (от арабских стран до Китая) закончились неудачей.
Поэтому, рассматривая проблему западной идентичности народов германского корня с телеологической точки зрения, можно придти к предварительному выводу, состоящему из двух пунктов. С одной стороны, современные претензии германских народов на их западную идентичность вполне положительно доказываются их стремлением к переселению на пространства Западной Европы. Даже вестготы, поселённые императором сначала в Иллирии (на Адриатике), видимо сочли это место недостаточно западным и двинулись дальше. Их путь на Запад был не только тяжёл, но и очень извилист. Если его описывать, используя названия современных стран, то они прошли по такому маршруту: Украина - Молдавия – Румыния – Болгария – Греция – Сербия – Хорватия – Словения – Италия – Франция – Испания. Путь остготов пролегал несколько иначе: Украина – Венгрия/Австрия – Германия – Италия. За готами последовали франки, захватившие оставшуюся без римской защиты Галлию; англы и саксы, оккупировавшие Британнию, вскоре после того, как римляне в самом начале V века вывели оттуда свои легионы, чтобы противостоять тем же готам, угрожавшим Италии. Кроме того, на Запад двинулись бургунды, лангобарды, свевы, вандалы и т.д. С другой стороны, одного стремления германцам оказалось недостаточно. Для того, чтобы реализовалась их вековая мечта, с другого конца Евразии должны были придти гунны. Именно они открыли для народов европейский Запад. В том числе, например, и для ираноязычных алан, растворившихся затем среди населения Пиренейского полуострова. Но лишь для стремившихся на Запад германцев нашествие гуннов создало то окно социальных возможностей, посредством которого им удалось резко изменить свою идентичность.
Древние германцы это вполне осознавали, о чём свидетельствуют распространившиеся с VI в легенды, из которых к XIII веку сложился эпос - «Песня о Нибелунгах». В этом эпосе гунны и в особенности их король Этцель, в котором легко угадывается Аттила, выведены, как народ, оказывавшей огромное влияние на судьбу германских племён. Но особую роль гуннов Аттилы в судьбе германцев в дальнейшем осознавали лишь центральноевропейские германцы (немцы), в то время как англо-саксы пытались увязать свою идентичность с кельтами Артура. Приведём наглядный пример. На гуннов, в качестве образца, указал в своей знаменитой «Гуннской речи» (Hunnenrede) кайзер Вильгельм II. Выступая в 1900 г в Бремерхафене по поводу германских захватов в Китае, он призывал своих подданных предстать перед миром подобно гуннам Аттилы которые, согласно немецким преданьям, прославили себя на веки веков21. На эту речь вскоре откликнулся Р.Киплинг, опубликовавший стихотворение «The Rowers». Из этого стихотворения явствовало, что, в отличие от континентальных германцев и их потомков, готская идентичность представлялась англо-саксам весьма негативной, не говоря уже о гуннской. Киплинг использует и ту, и другую, как ругательную, обвиняя в последней строке своего произведения каждого из немцев в том, что он гот и бесстыжий гунн («the Goth and the shameless Hun!»).
Для того, чтобы сделать выводы по поводу того по какой причине германские народы в целом (или немцы, в частности) пытались приписать себя к «западным» народам, видя в этом качественный идентификационный критерий22, укажем на то, что одной из важных составляющих германского натиска на Запад была банальная жадность. Но затем, присвоив себе всё то, что было достигнуто тысячелетними усилиями античной цивилизации, германцы попытаться вписать себя в парадигму, базирующуюся на дихотомии Востока и Запада. Эта парадигма первоначально встречается у Геродота - хотя противопоставление восточного и западного у него не несёт качественной оценки, - а затем, в силу предельной простоты, она нашла и других приверженцев. Не рассматривая подробно развитие этого подхода, укажем лишь, что противопоставление по странам света в духе оппозиции Восток-Запад можно встретить в XVIII веке в трудах Ш.Монтескьё, в XIX веке у А.де Токвиля. В ХХ веке эту тему, в рамках своей теории гидравлических обществ, подробно развивал К.Витфогель23.
Итак, мы, пытаясь выяснить особенности западной самоидентификации германских народов, выявили два аспекта. Первый оценивается категорией престижа, связанного с достижениями древних греков и римлян. Что касается второго, связанного с самим фактом появления германцев на Западе и результатами их появления, то мы пришли к следующему. Если бы не было гуннов, вполне вероятно, что Запад развивался бы в унисон с Востоком, то есть в рамках более или менее единого христианского сообщества. Это, возможно, привело бы к большей степени однородности западноевропейского общества, чем та, что мы наблюдаем ныне. Кельтский элемент на Западе был бы выражен значительно сильнее; в особенности это касается Британских островов. И, в этом смысле колонизационная активность их обитателей, вероятно, привела бы к иным государственным образованиям за океаном. Во всяком случае, с точки зрения аксиологии и телеологии (ценностей и целей), а значит и идентичности. Правда, можно нюансировать наши выводы и несколько иначе. Особенно, если рассматривать «западничество» в контексте полемики с концепцией геополитической идентичности. С этой точки зрения можно допустить, что западничество, а отсюда и его культ, являются вынужденной идентичностью. И это находит объяснение в том, что несмотря на все попытки германских народов (включая англо-саксов) утвердиться на Востоке, путь туда им оказался заказан. На Восток их просто не пустили. Он так и остался тем недостижимым светом, о котором до сих пор можно читать в Вульгате: Ex oriente lux. И именно из этих обстоятельств и следует исходить при анализе геополитических утверждений о преимуществах прибрежных стран, а также о Римленде и атлантизме, как особых (преимущественных) идентификационных характеристиках. С этой точки зрения истоки европейского западничества следует искать в раннем Средневековье. Когда очутившиеся на пространстве культурного романизированного Запада дикие германские племена должны были создавать новую идентичность, легитимностью которой оказались очень озабочены даже их позднейшие потомки.
1 Евсевий Памфил. Церковная история. – СПб., 1848; Сократ Схоластик. Церковная история. – М., 1996; Евагрий Схоластик. Церковная история. – М., 1997; Феодорит, еп. Кирский. Церковная история. – М., 1993; Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. – СПб., 2001; Эрмий Созомен. Церковная история. – СПб., 1851; The ecclesastical history of the Orderic Vitalis. – Oxford, 1978.
2 Фома Аквинский. Сумма теологии. Сумма против язычников // Боргош Ю. Фома Аквинский. – М., 1975. С. 143-175.
3 «Господь знает умствования мудрецов, что они суетны». (К коринфянам, I; 3, 20).
4 Minimum quod potest haberi de cognitione rerum altissimarum, desiderabilius est quam certissima cognition que habetur de minimis rebis (St. Thomas Aquinas. Summa Theologica, I).
5 Pluralitas non est ponenda sine necessitate.
6 Вот как описан в одном из таких произведений весь 966 г: «В год DCCCCLXVI король Лотарь взял в жёны Эмму, дочь <Лотаря>, некогда короля Италии. Архиепископ Оделрик отлучил графа Рагенальда, за то, что тот упорно удерживал поместья, принадлежавшие Реймской церкви. А этот граф вместе со своими людьми вторгся в некоторые местечки в этом же епископстве и опустошил их пожарами и грабежами». (Флодоард. Анналы // Рихер Реймский. История. – М., 1997. С.208). Ещё более лаконичен был Адальберт, живший несколько ранее. У него события года уместились в одной строке: «909 г. Венгры вторглись в Алламанию». (Adalbertus continuato Reginonis // Ausgewählte Quellen zur deutschen Geschichte. Band VIII. – Darmstadt, 1977). Столь же скупо излагаются события в Краткой норманнской хронике: «1051. Drogo interficitur in Apulia, et succedit Humphredus» [Дрого погиб в Апулии и ему наследовал Гумфред – А.Ш.] (Chronicon breve Northmannicum ab anno 1041 usque ad annum 1085 // Breve Chronicon Northmannicum. – 1971). Для сравнения приведём полный вариант записи о событиях на Руси в 1125 г, как он зафиксирован в Ипатьевском своде: «В лето #sxлг преставися княгыни Стополчая. февраля ки» [В год 6633 преставилась жена князя Святополка, в феврале 28.] (Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т.2. – СПб, 1908. Стб. 289).
7 См., например Феофана, Фредегара и его продолжателей (Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. – М., 1884-1887; The fourth book of the Chronicle of Fredegar. – Greenwood Press, 1981). Ср. также русские летописи.
8 Annales sanctae Trinitatis Veronenses // G. H. Pertz, Monumenta Germaniae Historica, SS., Bd. 19. – 1866. P. 2-6.
9 Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т.2. – СПб., 1908. Стб. 739.
10 Из англо-саксонских хроник // Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов – СПб., 2001. С. 234.
11 Заметим, что подчас тщеславное желание идентифицировать себя как изначального жителя некой территории (что обычно расходится с действительностью) превосходит стеснение, связанное с необычными обстоятельствами, заставившими предков сменить место жительства. Из современных примеров достаточно указать на североамериканцев, австралийцев и жителей острова Питкэрн, которые гордятся тем, что их предками были изгнанники, каторжники и мятежники.
12 Сказание о князьях Владимирских // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV – первая половина XVI века – М., 1984. С. 422-435.
13 Нельзя сказать, что сегодня это явление полностью изжито.
14 Гальфрид Монмутский. История бриттов, 20-21. Впервые такое «этимологическое» объяснение названия острова встречается у Ненния (Нений. История бриттов // Гальфрид Монмутский, 7-10).
15 Впервые имя Артура встречается в Анналах Камбрии в записях за 516 и 537 гг (Annales Cambriae. – L., 1860), затем его упомянул Нений (Нений. История бриттов, 56). Заметим, что ни у Беды Достопочтенного, ни в саксонских хрониках об Артуре ничего не говорится (The Saxon Chronicle – L., 1982).
16 Об этом сообщил в “De principis instructione” Гиральд Камбрейский (Гальфрид Монмутский. C. 223-224).
17 “Flores Historiarum” в настоящее время приписываются Матвею Парижскому (Коллингвуд, указ. соч. С. 479).
18 Iordan., De Gothorum origine et rebus gestis, XXI.
19 Слово о Полку Игореве // Сиповскiй В.В. Историческая хрестоматiя по исторiи русской словесности. Томъ I.-Вып.2. (Русская литература съ XI до XVIII в.).- СПб, 1908. С. 78.
20 Карсавин. Философия истории. – СПб., 1993. С.32.
21 «Wie vor tausend Jahren die Hunnen unter ihrem König Etzel sich einen Namen gemacht, der sie noch jetzt in Überlieferung und Märchen gewaltig erscheinen läßt, so möge der Name Deutscher in China auf 1000 Jahre durch euch in einer Weise bestätigt werden, daß es niemals wieder ein Chinese wagt, einen Deutschen scheel anzusehen!» (Die Reden Kaiser Wilhelms II. Bd. 2: 1896-1900 – Leipzig. S. 212).
22 Сошлёмся в качестве доказательства на уже упомянутого нами Р.Киплинга, которого многие считали и считают выразителем английского духа. В своём знаменитом стихотворении «Баллада о Востоке и Западе» он утверждал, что между ними есть принципиальное качественное отличие. Ср.: «Запад есть Запад, Восток есть Восток и с мест они не сойдут».
23 Wittfogel K.A. Die hydraulische Gesellschaft und das Gespenst der asiatischen Restauration. Gespräch mit K. A. Wittfogel // Greffrath M. Die Zerstörung einer Zukunft. Gespräche mit emigrierten Sozialwissenschaftlern - Frankfurt am Main 1989. S. 263-310.
Комментарии читателей (0):