Прогресс как цель развития исторического субъекта

5 января 2017  13:03 Отправить по email
Печать

Ещё одной значимой метафизической категорией, под знаком которой шло развитие европейских исторических субъектов XVII-XX вв была категория прогресса. Начиная с эпохи Просвещения, вера в него, как в цель социального развития, принимала век от века всё большее распространение. К XIX веку телеологическая функция прогресса была настолько очевидна большинству, что воспринималась почти как аксиома. Именно поэтому исторические циклы впоследствии представлялись в виде исторической спирали1. Образ спирали позволял совместить искомую научную «регулярность» с телеологическим движением к цели. Под движением же подразумевали не всякое изменение, а только такое, которое ведёт к улучшению социальной жизни. В дальнейшем такая трактовка категории социального развития была закреплена в общественном сознании под именем прогресса. Если искать теоретические основания концепции постоянно улучшающегося развития общества, то следует обратиться к эпохе Возрождения. Именно тогда была предложена схема деления на три части: на древнюю, среднюю и новую. Л.Валла, П.Помпонацци и другие гуманисты нередко употребляли понятие antiquitas для обозначения греко-римского периода. У Ф.Петрарки иногда встречалось словосочетание medium tempus (среднее время), которым он обозначал период между античностью и современной ему историей2. Из этого следует, что в основе трёхчастного деления, как это явствует из наименований, лежало скорее эмоциональное восприятие этапов развития европейского общества, нежели серьёзные научные обоснования. Дело в том, что гуманисты были большими поклонниками античной культуры, интерес к которой в их время был очень распространён (в том числе благодаря их усилиям). Поэтому время, отделяющее античность от современной им эпохи, они полупрезрительно называли промежуточным, «средним». Но, тем не менее, эту схему в дальнейшем приняли. Не исключено, что силу внешней схожести с привычной концепцией Августина, где история тоже делилась на три части. В дальнейшем она была закреплена в европейской науке благодаря популярному в XVII веке трёхтомнику Х.Келлера, в котором название второй книги было обозначена как “Historia medii aevi, a temporibus Constantini Magni ad Constantinopolim a Turcas captam deducta” (История средних веков от времён Константина Великого до лишения турками значения Константинополя)3. Впоследствии она прижилась и, даже, несмотря на яростные атаки известных специалистов4, продолжает существовать и по сей день. Использование этой схемы в настоящее время объясняется её инструментальностью, которая, как и раньше, основывается на эмоциональном восприятии прошлого. Вот весьма характерное замечание по этому поводу: «Затем была славная эпоха Средневековья (названия исторических эпох кажутся случайными, но в действительности в них есть чёткая интуиция истины)»5.

Следует сказать, что смысловое значение ренессансного деления пути, пройденного человечеством, существенно изменилось по сравнению с концепцией Августина. Главным отличием было то, что в нём была заложена идея развития, как улучшения. Хотя и в не вполне явном виде. Дело в том, что приверженность многих гуманистов циклической модели развития может породить предположения относительно того, что, согласно их парадигме «новое» время должно естественным образом привести к «древнему». В пользу такого рассуждения можно сослаться на повальное увлечение учёных Возрождения античной наукой, античной культурой и вообще античностью в целом, которую они в меру своих сил стремились реанимировать. Однако, невзирая на соблазн свести концепцию исторического процесса к пословице, что новое – это хорошо забытое старое6 (тем более, что в случае с гуманистами её можно обстоятельно аргументировать), следует признать, что многие из них ясно осознавали отличие своего времени не только от нелюбимых ими «средних веков», но и от восхищавшей их античности. Поэтому новый принцип темпоральной демаркации социальных субъектов, во-первых, заложил основу для последующих концепций, в которых вся ответственность за общественные изменения переносилась с Божественных сил на само общество (поскольку циклические колебания описывались скорее как естественный закон, нежели воля Провидения). А, во-вторых, перенос обозначения общественных изменений из христианской парадигмы в культурно-хронологическую деактуализировал эсхатологические воззрения, отодвигая конец истории в неопределённую даль. Следствием подобных перемен во взглядах на природу исторического процесса явился поиск нового критерия, используя который можно было бы соотносить текущие социальные изменения с прошлым состоянием человеческого общества. Другими словами возникла потребность в социальном индикаторе, с помощью которого можно было бы оправдать и отчасти формировать новую телеологию истории. И вскоре такой индикатор был найден. Мы имеем в виду понятие прогресса.

В 1744 г Вольтер издал «Новые размышления об истории», где с присущей ему безапелляционностью заявил, что главной задачей исторической науки является демонстрация социальных изменений мирового сообщества. В методологическом отношении философия истории Вольтера находилась в зависимости от другой, тоже прогрессистской, теории, принадлежавшей Г.В.Лейбницу. Хотя Вольтер высмеял (и довольно остроумно) эту теорию в своей знаменитой повести «Кандид»7, однако не преминул воспользоваться ею в своих работах безо всяких ссылок на первоисточник8. Обозначение Вольтером основных вех социальных изменений не оставляли сомнений в его отношении к предшествующим историческим эпохам. Он объявил раннюю историю человечества «грубым варварством» и задачу учёного видел в выявлении «ступеней», посредством которых «варвары», «исправляя свои понятия и учась думать», пришли к культуре «нашего» времени9. Если не обращать внимание на презрительное отношение Вольтера к громадному пласту человеческой истории с её колоссальными открытиями в области науки (которым в дальнейшем стали приписывать революционное значение10) и весьма эффективными способами социальной организации, то вывод, к которому мы придём, будет заключаться в следующем. Вольтер заложил методологическую основу для нового взгляда на социально-исторические изменения, согласно которой критерием развития исторических субъектов является социальный прогресс. При этом главной составляющей прогресса Вольтер считал борьбу с невежеством и суевериями. Однако, воздавая должное Вольтеру, следует заметить, что как исследователь он был слишком азартен11. Как выразился один из его современников (Кребийон-отец), Вольтер зачастую заполнял историю сказками, чтобы придать ей увлекательности12.

В связи с Вольтером заметим ещё вот что: трудно представить, что пространство социальных возможностей в ту или иную эпоху состояло из раздельно, независимо друг от друга существовавших предлагаемых социальных хронотопов. Ибо варианты перехода в новые социальные пространства (если они являются утопиями) обычно учитывают возможности и потребности существующего социального хронотопа и потому, говоря языком модальной логики, являются достижимыми в рамках данного социального пространства13. В силу этого представления о том, что именно прогресс является целью дальнейшего развития, не могли являться монополией Вольтера. Этой концепции, как в связи с вольтеровскими конструктами, так и исходя из собственных размышлений по поводу дальнейшего социального развития Франции и всего человечества придерживались А.Тюрго14, Ш.Монтескьё15, Ж.Кондорсе и другие учёные эпохи Просвещения. Их усилия весьма эффективно дополнили старания Вольтера в деле пропаганды идеи прогресса среди всех тех европейцев, которые тогда умели читать. Наиболее подробно теория социального прогресса была исследована в трудах Ж.Кондорсе. Заметим, что свою работу о социальном прогрессе он писал, скрываясь от самого «прогрессивного» правительства того времени - якобинцев. Оно приговорило Ж.Кондорсе к смертной казни и в дальнейшем сдержало своё слово, уморив его в тюрьме.

Любопытно, что в качестве показателя степени социального развития у Ж.Кондорсе выступает критерий развития человеческого разума16. Этот критерий не вполне ясен по существу, но зато находится в полном соответствии постулатам его друга Вольтера. Используя этот индикатор, Ж.Кондорсе выделил в истории десять эпох17, что знаменовало полный разрыв со всеми прежними стадиальными делениями истории. Пытаясь объяснить такое небывалое доселе деление человеческого пути, выдвинем следующее предположение. По всей вероятности, деление истории на десять периодов объясняется тем, что республиканская Франция упразднила прежнюю систему мер (объёма, веса, длины, денег) и ввела новую, где всё было кратно десяти. А Ж.Кондорсе имел к этой реформе самое непосредственное отношение, поскольку с 1774 по 1791 г занимал пост председателя комитета по уравниванию мер и весов. Видимо в силу этих причин он придавал особое значение десятой эпохе, берущей начало от образования Французской республики. В это время, согласно его предположениям, будет стираться неравенство между нациями, различными социальными классами и произойдёт «действительное совершенствование» самого человека18.

Впрочем, в защиту этой концепции следует сказать, что «десятая эпоха» не являлась вершиной человеческого развития, ибо Ж.Кондорсе полагал, что прогресс не остановим в принципе. Теория Ж.Кондорсе интересна тем, что порывала с прежними телеологическими представлениями, ибо её автор полностью исключил из своей концепции идеи эсхатологии и циклизма. Стадии в его теории носили сугубо технический (маркировочный) характер. Хотя, с другой стороны введением десяти стадий Ж.А.Кондорсе существенно повысил чувствительность измерительной шкалы. На наш взгляд повышение чувствительности шкалы отражает представление Ж.А.Кондорсе об интенсивности социальных процессов, чему до него практически не придавали значения. В своём стремлении фиксировать каждый этап бесконечного пути самоусовершенствования человечества, Ж.Кондорсе, видимо, опирался на принципы методологии Г.В.Лейбница, согласно которым, настоящее таит в себе в зародыше будущее и всякое настоящее состояние естественным образом объяснимо только с помощью другого состояния, ему непосредственно предшествующего19. Иначе говоря, Ж.Кондорсе довёл до логического завершения идею развития истории (от древней к новой), превратив критерий изменений – прогресс – в историческую цель. Вполне возможно, что на Ж.Кондорсе также оказали влияние идеи современных ему биологов20, согласно которым всё в природе совершенствуется, из чего он заключил, что цель исторического развития – социальное самосовершенствование.

Для нас теория Ж.Кондорсе представляет интерес не сама по себе, а потому, что она отражала телеологические представления значительной части тех, кто составлял наиболее деятельную часть европейского общества. Показателем этого является то, что в XIX в прогресс, как цель развития становится любимой темой при обсуждении перспектив дальнейших изменений человеческого общества. При этом нельзя сказать, что отношение к прогрессу было однозначное. Одни видели в нём порчу21 и даже причину неминуемой гибели современной им европейской цивилизации.22 Другие, напротив, связывали с прогрессом надежды на расцвет человеческого общества вообще и европейского в частности23, воспринимая его чуть ли не как объективный закон социальной жизни24. Отметим, что после XVIII в критерии прогресса претерпевают значительные изменения. Если создатели прогрессистских теорий полагали, что определяющая компонента прогресса заключается в избавлении сознания людей от невежества посредством просвещения25, то в дальнейшем уже мало кто делал акцент на особенностях мышления, как основной составляющей прогресса26. Упор был перенесён на собственно социальные критерии, из которых особым вниманием пользовались экономические (особенности разделения труда и способы присвоения его результатов) и политические (перестройка общественного и государственного пространства). Об экономических мы уже упоминали в связи со стадиальной концепцией К.Маркса27. Что касается общественно-политических критериев, то здесь представляется наиболее основательной точка зрения, которую наиболее чётко сформулировал Г.Т.Бокль. Он утверждал, что суть нравственного и умственного прогресса человечества состоит не в улучшении его природных способностей, а в совершенствовании социальной обстановки, в которой эти способности смогут себя проявить28. В дальнейшем именно эта точка зрения была наиболее востребована, ибо мысль о том, что все недостатки, как личные, так и общественные, предопределены социальной средой, была чрезвычайно соблазнительна. Распространение представлений о необходимости постепенного улучшения социальной среды нашло проявление в развитии европейских субъектов элементов социального государства.

Правда, перенос ответственности на среду иногда приводил к довольно неожиданным результатам. Например, И.Бентам, Дж.Милль и некоторые другие исследователи были склонны придерживаться рационального утилитаризма, заповеданного ещё Н.Макиавелли, полагая, что для достижения такой благой цели как прогресс, вполне допустимо прибегать к деспотическому способу управления29. В России тоже нашлись поклонники насильственного насаждения прогресса. Назовём лишь некоторых из тех, на кого диктатура и большой террор Французской революции произвёл завораживающее впечатление. К ним относится лидер декабристов П.И.Пестель, который на первом же заседании, посвящённом утверждению устава тайного общества заявил, что Франция блаженствовала под управлением Комитета общей безопасности30. Он полагал, что демократические преобразования в России возможны только после многолетней диктатуры31. Сюда же мы отнесём С.Г.Нечаева, утверждавшего, что для достижения радикальных социальных изменений нужно убивать группы населения в определённой последовательности32; А.И.Желябова выступавшего за террор, как за «самое действительное» средство33; Ленина и Сталина, призывавших к «диктатуре пролетариата», которую они были склонны понимать как истребление целых социальных классов. При этом главным отличием всех вышепоименованных личностей от И.Бентама и Дж.Милля было презрение к «пустому теоретизированию». Они жаждали достичь искомой цели на практике и как можно скорее. А чтобы практика не слишком расходилась с теорией, они сочинили концепцию «воинствующего материализма», следование которой якобы должно было привести к всеобщему процветанию34. Результат деятельности этих практиков-теоретиков известен: попытка железной рукой загнать человечество в счастье обернулась гибелью многих людей. При Ленине и Сталине счёт погибших и пострадавших пошёл уже на десятки миллионов. Справедливости ради стоит сказать, что Россия, к сожалению, была далеко не одинока. Подобные «прогрессисты», стремившиеся, как писал один из поэтов, загнать «клячу историю»35, встали во главе мощных движений во многих европейских странах (Италия, Германия, Испания, Румыния и др.). Но результат, которого они добились, тоже был весьма плачевен. Было лишь практически доказано, деспотические и террористические меры не годятся для продвижения по пути социального прогресса ни для одного европейского субъекта.

Телеологическая сторона пропаганды террора как средства достижения прогресса практически не имела перспектив в спокойное время, но отлично срабатывала в периоды социальных бедствий, в особенности тех, что были порождены войнами. В такие времена противоречия между историческими субъектами внутри государства могли достигать наивысшей точки. Если это происходило, то нередко бывало так, что в течение нескольких лет резко менялось социальное пространство и на смену старым историческим субъектам приходили новые. Они выдавали разворачивающееся социальное пространство за идеал, то есть за ту цель, к которой стоит стремиться. При этом бывало и так, что они создавали или привлекали на свою сторону – как это было в ходе и после Великих революций - массу других исторических субъектов и в течение нескольких десятилетий преобразовывали в той или иной мере почти всё социальное пространство Земли. Но вскоре – что неудивительно в силу глобальности задач и принудительных методов – потенциал составляющих его субъектов (партий, бюрократии, армии, профсоюзов и т.п.) исчерпывался, а цель так и оставалась недостижимой. Из этого следовало, что все затраченные усилия оказывались напрасными. Таким образом, с точки зрения результата, социальная цель, достижение которой требует постоянного применения террористических методов, может быть воплощена в жизнь лишь частично (неполно) и только на сравнительно короткий срок. Именно поэтому социал-демократы, цели которых первоначально совпадали с теми, кто впоследствии называл себя коммунистами, посредством частичной ревизии марксизма (в том числе отказа от террористических методов), до сих пор удерживаются в числе наиболее значимых субъектов, определяющих социально-экономические ориентиры прогресса, как цель бесконечного общественного развития. В этом они следуют одному из самых известных вариантов формул прогресса: движение – всё, конечная цель – ничто36.

Из этого следует, что цель развития общества, под названием прогресс, несмотря на то, что её изо всех сил пытались опошлить худшие из тиранов XX века (как в Европе, так и за её пределами), всё же устояла. Правда она была сведена к тому, что путём постепенных и последовательных улучшений можно с течением времени кардинально изменять социальную жизнь. И конца этому не предвидится. Таким образом, в качестве критерия было избрано постоянное улучшение условий существования человека, общая цель развития отнесена в неоглядную даль, а ближайшая цель развития заключалась в самом развитии. Одним такой подход был вполне по душе, вследствие чего появилась масса политических партий и движений, включавших в своё название понятие прогресса. Другим это крайне не нравилось, так как они полагали, что в силу неопределённости понятия основатели и сторонники этих движений, намеренно путая категории «развития» и «изменения», просто хотят уйти от какой-либо ответственности. Эта тенденция была подмечена и высмеяна в 1920-х гг Я.Гашеком, «основавшим» «Партию умеренного прогресса в рамках конституции». Прогрессистская телеология по существу порвала со всеми предыдущими телеологическими направлениями: и с античным пассеизмом, и с христианской эсхатологией, и с любыми формами стадиальности (цикличными, волнообразными, спиралевидными и пр.). В чистом виде она признаёт только несовершенное социальное настоящее и бесконечный ряд более совершенного социального будущего. Что касается прошлого исторических субъектов, то мнение прогрессистов о нём известно ещё со времён Вольтера.

1 Гречко П.К. Концептуальные модели истории – М., 1995. С. 72-75.

2Савельева И.М. Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. – М., 1997. С. 202, 206.

3 Cellarius Ch. Historia tripartita universalis. 3 Vol. – Jena, 1685-1698.

4 Февр Л. Как Жюль Мишле открыл Возрождение // Февр Л. Бои за историю. – М., 1991. С. 387.

5 Кроче Б. Этико-политическая история // Кроче Б. Антология сочинений по философии. – СПб, 2003. С. 279.

6 Перед этим соблазном, как было показано выше, не устояли создатели циклических концепций и теорий локальных цивилизаций.

7 Вольтер. Кандид, или Оптимизм // Вольтер. Стихи и проза. – М., 1987. С. 166-243.

8 Ср., например, следующее высказывание Г.В.Лейбница: «совершается известный непрерывный и свободный прогресс, который всё больше продвигает культуру (cultum). Так цивилизация (cultum) с каждым днём охватывает всё большую и большую часть нашей земли» (Лейбниц Г.В.Сочинения в 4 тт. Т.1. – М., 1983. С. 289).

9 Voltaire F.M. Œuvres complètes. Vol. 24. – P., 1882. P.547-548.

10 Например, переход европейских обществ к новой технологии, связанной с переходом к земледелию, получил в XX в название «неолитической революции».

11 Это нашло проявление в таких его работах, как «История Карла XII», «Век Людовика XIV», «Опыт о нравах и духе наций», «История Российской империи при Петре Великом», которые изобилуют массой неточностей, отражая не лучшую грань его несомненного таланта (см., например: Вольтер. История Карла XII, короля Швеции, и Петра Великого, императора России. – СПб., 1999).

12 Казанова Д. История моей жизни. В 2 кн. Кн. 1. – М., 1997. С. 103.

13 Сёрль Дж., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVIII. Логический анализ естественного языка - – М., 1986. С. 245.

14 Тюрго А.Р.Ж. Последовательные успехи человеческого разума // Тюрго А.Р.Ж. Избранные философские произведения. – М., 1937. С. 49-73; он же, Рассуждения о всеобщей истории // там же. С. 77-142.

15 Монтескьё, Ш.Л. О духе законов // Монтескьё, Ш.Л. Избранные произведения. – М., 1955.

16 Кондорсе Ж.А. Эскиз… С.248. Эту идею в дальнейшем активно проповедовал В.И.Вернадский (Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. – М., 1991).

17 Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. – М., 1936. С. 20-220.

18 Кондорсе Ж.А. Эскиз… С.221.

19 Лейбниц Г.В. Сочинения в 4 тт. Т.1. – М., 1983. С. 433.

20 В частности Ж.-Л.Бюффона и Ж.Б.Робине, разрабатывавших на основе лейбницевских идей теорию трансформизма. См.: Buffon G.L. Discours sur la maniere de traiter l’histoire naturelle // Buffon G.L. Œuvres complètes. T. I. P. 36, 39; Бюффон Г., де. Всеобщая и частная история. Ч. 1. – СПб., 1826; Робинэ Ж.Б. О природе. – М., 1935. С. 387.

21 Как писал известный политик и учёный конца XVIII – начала XIX века Ж. де Местр, «мы испорчены современной философией, которая заявляет, что все хорошо, в то время как всё осквернено злом и – по справедливости – всё плохо, ибо ничто не стоит на своём месте» (Местр, Ж. де. Рассуждения о Франции. – М., 1997. С. 53). С 1802 по 1817 г Ж. де Местр находился в России в качестве дипломата, где пользовался определённым влиянием при дворе, призывая членов русского правительства и императора проводить ультраконсервативную политику. Из других наиболее принципиальных противников прогресса среди учёных и политиков следует назвать графа С.С.Уварова (создателя новой доктрины русской политики: самодержавие, православие, народность) и К.П.Победоносцева (не только провозгласившего, что Россию нужно «подморозить», но и успешно реализовавшего эту идею). См.: Победоносцев К.П. Сочинения. - СПб., 1996.

22 Шатобриан Ф.Р., де Опыт об английской литературе и суждения о духе людей, эпох и революций // Эстетика раннего французского романтизма. – М., 1982. С. 243-244).

23 О.Конт напрямую связывал прогресс с порядком, полагая, что оба эти понятия взаимообусловлены: «В социологии эта корреляция принимает следующую форму: порядок – условие всякого прогресса; прогресс – всегда цель порядка» (Comte A. A General View of Positivism. – N.Y., 1957. P. 116). Г.Спенсер выражался ещё более решительно: «прогресс не есть ни дело случая, ни дело, подчинённое воле человеческой, а благотворная необходимость» (Спенсер Г. Собр. соч. в 7 тт. Т.1: Научные, политические и философские опыты. – СПб., 1866. С. 57).

24 Волгин О.С. Оправдание прогресса. Идея прогресса в русской религиозной философии и современность – М., 2004. С. 70.

25 Вольтер, Дидро, Даламбер, Гольбах, Гельвеций, Кондорсе и др.

26 Такая постановка вопроса постепенно смещается в философскую и логическую сферу. Ср.: «Возможность установить критерии и правила необходимого и общезначимого прогресса в мышлении основывается на способности отличить объективно необходимое мышление от мышления, лишённого такой необходимости» (Зигварт Хр. Логика. Т.1. – СПб., 1908. С. 428).

27 См. Маркс К.Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 457–533; К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 5–9; Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23-26.

28 Бокль Г.Т. История цивилизаций. История цивилизации в Англии. Т. 1. – М., 2000. С. 98-99.

29 Милль Дж. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 12.

30 Трубецкой С.П. Записки 1844-1845, <1854 > // Мемуары декабристов – М., 1988. С. 22.

31 Мемуары декабристов. Северное общество – М., 1981. С. 13; Герцен А.И. Заговор 1825 г.// За сто лет. 1800—1896: Сборник по истории политических и общественных движений в России. Сост. Вл. Бурцев - Лондон, 1897. С. 5. Косвенным свидетельством диктаторских наклонностей П.И.Пестеля является его полковая репутация: начальство считало его хорошим служакой, а офицеры и солдаты его сильно побаиваились (Лорер Н.И. Записки моего времени. Воспоминание о прошлом // Мемуары декабристов – М., 1988. С. 345).

32 Нечаев С.Г. Катехезис революционера // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация – М., 1997.

33 Помимо практика Желябова, такие же взгляды проповедовал и теоретик Ткачёв (Ткачёв П.Н. Терроризм как единственное средство нравственного и общественного возрождения России // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый – М., 1997).

34 Ванчугов В.В. Русская мысль в поисках «нового света»: «золотой век» американской философии в контексте российского самопознания – М., 2000. С. 239-243.

35 Маяковский В.В. Левый марш (Матросам).

36 Бернштейн Э. Проблемы социализма и задачи социал-демократии – СПб., 1901.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram или в Дзен.
Будьте всегда в курсе главных событий дня.

Комментарии читателей (0):

К этому материалу нет комментариев. Оставьте комментарий первым!
Нужно ли ужесточать в РФ миграционную политику?
Какой общественно-политический строй в России?
43% социалистический
Подписывайтесь на ИА REX
Войти в учетную запись
Войти через соцсеть