«Для меня это акт поэтический»

Интервью с русским поэтом, драматургом, актером Юрием Юрченко

Родился в Одессе, в тюрьме, в апреле 1955 г. Детство прошло в тайге, в 420-ти километрах от Магадана. Постоянно убегал из дома, в 13 лет ушел из дома совсем. В 14 лет «за поведение» Юрия выгнали из школы, из 7-го класса. Работал на старательских приисках, рабочим у геологов, токарем на Магаданском ремонтно-механическом заводе, резчиком по кости и по дереву, художником-оформителем и дворником во Владивостоке, докером на о-ве Шикотан, художником-реставратором, рабочим сцены, артистом Грузинского государственного театра пантомимы. В 20 лет, подделав справку, что переведен в 11-й класс, сдал экстерном экзамены за среднюю школу, и в этом же году поступил в Грузинский театральный институт им. Ш.Руставели. С середины 2-го курса до середины 3-го – студент Школы-студии МХАТ, но окончил тот же тбилисский институт, работая одновременно в тбилисском русском театре драмы. Работал актером в театрах Тбилиси, Владивостока, Хабаровска, Москвы. Играл центральные роли в пьесах А.П.Чехова, Е.Шварца, А.Брагинского, Мольера, Ж.-П.Сартра и в др. Публиковать стихи начал с 1979 г. С середины 80х годов пишет для театра. Издано семь книг стихов и пьес. В театрах России, стран СНГ, Франции, Германии поставлено восемь пьес. В 1987 г. окончил Литературный институт им. Горького, семинар поэзии (рук. Евг. Винокуров). Почти все публикации – в журналах, альманахах и антологиях (“Юность”, “Огонек”, “Театр”, “Лит. Учеба”, “Драматург”, “Лит. Грузия” и др.). В 1990 году выехал в Германию, с 1992 года по настоящее время живет во Франции. Окончил аспирантуру в Сорбонне (русский поэтический театр). На международном поэтическом турнире им. А. С. Пушкина в Лондоне (2004 г.) был назван публикой королем поэтов. Юрий Юрченко стал очень известен в последнее время, когда из благополучной Европы вдруг отправился добровольцем в осажденный Славянск, а затем попал в плен к боевикам батальона «Донбасс».

НСИ: Добрый день, Юрий Васильевич. Мы, от движения «Новая Союзная Инициатива», хотели задать Вам несколько вопросов, большое спасибо, что Вы нашли время с нами увидеться и поделиться с нами своими мыслями на волнующие многих людей в нашей стране темы. Мы хотели задать Вам вопросы по поводу восстановления нашей страны. Что Вы думаете на эту тему и какие на Ваш взгляд могут быть пути, принципы восстановления наше страны, если это возможно, на Ваш взгляд. И мы знаем, что Вы были ополченцем на Донбассе, многое знаете лично, видели лично все там происходящее. Мы бы хотели, чтобы Вы немного поделились с нашими слушателями тем, что там происходит.

Ю.Ю: Сразу много вопросов. Я начну с конца. Я вообще то поэт, я говорить не умею, все время сбиваюсь на стихи, мне проще так. Все, с чем в жизни я связан профессионально – театр, поэзия, это более интуитивная, а не аналитическая работа. Поэтому начнем с того… это связано все. Вчера, буквально, я встретил человека с Донбасса. «Зачем вы туда поехали? Я вот с Донбасса, с Донецка, с области и я вот – не поехал.» Контрвопрос – почему Вы туда не поехали? Вы же там родились? «Ну, я уже там не живу лет восемь» - такой аргумент, чтобы туда не ехать – «У меня там никого нет, родители умерли, похоронены там…» У меня родители там не похоронены, да и я не там родился. Вот он меня спрашивает здесь, в Москве, - «Зачем?» Он не понимает. А я не понимаю его, как он мог не поехать. Я сейчас его не осуждаю, не упрекаю, просто я не понимаю. Здесь каждый для себя решает, но я имею право – не понимать. Нормальный, хороший человек, порядочный… Когда я смотрю, что там происходит, начиная с Майдана, причем в Париже, Амстердаме, Москве и отовсюду я смотрел, что там происходит. И мне было жить неспокойно, что то было дискомфортно, что то было с совестью не в порядке. Что то там происходит, а т ы делаешь вид, что ничего не происходит. И ты оказываешься там, совесть загоняет тебя туда и это неизбежно. А у кого то все проще. Это я не для того, чтобы кого то осуждать, не в коем случае. Вот у меня совесть есть, а он – бессовестный. Там миллион может быть обстоятельств, еще чего то, но все равно я имею право на непонимание.

Возможно, я не отвечаю на вопрос, но тем не менее. Мне по разному его задают все. Кто «за» Украину, кто «за» Донбасс, но немножко есть такое непонимание у многих. Например, Марк Розовский (худрук театра «У Никитских ворот», автор сценария фильма «Д’Артаньян и три мушкетера»), когда мы с ним пересеклись на телевидении – «Ну, ты же наш, вроде! Ты же артист, поэт, ты то куда? Ты же наш и вдруг – там». Для них «наш» - значит «проукраинец». Т.е., если ты поэт, то должен быть с ними. С Юрием Евгеньевичем Ряшенцевым (автор текстов песен к фильмам «Д’Артаньян и три мушкетера», «Гардемарины, вперед!.. и др.), с моим очень добрым знакомым, который, когда увидел меня… я увидел, как ему трудно… Да, мы поздоровались, он мне руку пожал, но какое он делает усилие, как бы в неудобной ситуации. Что с Кимом? Вот для них, для всех, вот наш… что страшно, что наша литературно-поэтическая богемная прослойка, среда, самопровозглашенная «совесть нации», оказалась на 80% нацпредателями, на мой взгляд, субъективный. И этот вопрос мне задавали там, когда я был в плену, в Нацгвардии. Не понимали – «почему?», жители Донбасса. А у меня другой вопрос: «Почему вы не там?». Там убивали детей и женщин, все остальное, все остальные вопросы – какие могут быть «непонимания»? Поэтому для меня вопрос – как можно не оказаться там? Что со страной…

НСИ: Может быть, развал страны и породил все эти ужасные вещи, которые происходят в последнее время вокруг нас, вокруг России, вообще в мире?

Ю.Ю.: У меня сложное, в смысле - разное отношение на протяжении последних 20-30 лет, в советское время… слово «русский», «Россия» я в своих стихах не употреблял, не мог, ни читать у своих товарищей в стихах, потому что воспринимал это, ну, если есть эти слова – значит пошла какая то спекуляция. Потом я уехал. Это не было политически, не демонстративно. Просто появилась возможность и я поехал, просто посмотреть мир, это интересно. Пощупать своими руками все. И вот живя там, я почувствовал… что то важное. Я бы всех поэтов выселял на какое то время из России.

НСИ: Чтобы научились Родину любить?

Ю.Ю.: Это очень полезно пожить… как с женщиной. Надо пожить на расстоянии, чтобы понять, как она тебе дорога. Что такое Россия, русский язык, тем более для человека пишущего. Надо пощупать другие языки, не так как в школе или институте проходили, а пожить в других языках, чтобы понять и ощущать, какое счастье, какая это удача – родиться и жить в русском языке. Просто, когда мы живем здесь, то с завистью смотрим в другие страны, на другие языки и кажется, что там где то лучше. И там вот ты понимаешь, какое это богатство. Когда в начале 90-х я приезжал сюда - а, вот ты уехал, чуть ли не предал родину, я даже не пытался объяснить, что я сильнее и острее их почувствовал свою «русскость» там. Тут живешь – русский ты или не русский, это не важно. А там это важно. Там ты «полпред». Как ты себя ведешь – по тебе судят о России. И там в моих стихах вдруг слово «Россия» стало появляться и мне уже не было стыдно употреблять это слово, это было моей жизнью.

Короче: однажды - на спуске

С горы, на которой я жил,

Я вспомнил о том, что я русский

И больше уже не забыл. (стихи Ю. Юрченко)

Поэтому вот там то, конечно, говорю не обо всех, естественно, там может быть больше… Когда видят откуда ты, что не из России, - «что вы знаете, вы уехали из России, что вы понимаете о России, предали и живите там, не советуйте нам как жить», вы не можете себе представить, а я то знаю, что многие, живущие «там» - они могут быть больше, как ни странно, патриотами и русскими, чем живущие здесь. Вот не уехал – и заслуга. Я не уехал, а ты уехал. Но, я знаю очень многих, кто не уехал, ведь для того, чтобы уехать, это надо было решиться, нужно определенное мужество начать с нуля. Я уехал мне было 35. Я знаю людей, которые открывали ногой дверь в Министерство, были и театры в их распоряжении и - все, они были членами Союзов, а там он приезжает – и он «никто» и язык надо с нуля учить. Я видел, как это их ломало, сбивало… Это в России поэт – больше, чем поэт, а там все их поэты – работают где то. Нужно иметь какую то профессию, чтобы жить.

НСИ: Там нет поэтов, которые зарабатывали бы на жизнь чисто поэзией?

Ю.Ю.: Конечно нет. Возможно, какие то редкие Нобелевские лауреаты и то этим зарабатывают вряд ли. И меня спасло то, что что я все равно жил литературой. Я знал, что я – поэт, но я с этим не носился, а сел и начал писать пьесы, прозу. Меня спас театр. Я писал по-прежнему и это очень полезно – осваивать новые жанры. Язык не знаешь, надо учить язык. Какой нибудь 3-х летний ребенок – он уже что то произносит, говорит, а ты по сравнению с ним «ни бе, ни ме». Конечно, первая реакция – рвануться назад, туда где ты был «поэт», где тебя знали, где ты мог войти на телевидение, в ЦДЛ, ЦДРИ - вот сцена для тебя. А тут тебя никто не знает, а ты настаиваешь – «нет, я поэт». И когда там вдруг начинают признавать, в Германии, например, ты как бы заставляешь их соглашаться с тем, что ты поэт. Когда гражданства у меня еще не было мне в Германии выдали паспорт иностранца, проживающего на территории и в паспорте, где стояло «профессия» поставили «beruf – schriftsteller» - «профессия – писатель». И даже приняли в Баварский союз писателей. Это очень интересно и полезно – учить немецкий, французский. Когда у тебя уже два образования высших, куда уже учиться, расти – в ширь, вступай в разные Союзы, есть там дачи какие то. А там вдруг раз – земля – и ты начинаешь… поступательное движение, ты набираешь (высоту-НСИ), продолжаешь учиться. Это страшно интересно. Ты все время чего то узнаешь. Пока у тебя есть интерес познавательный. Ты узнаешь людей, новые запахи, новые страны – ты живешь. Я ловлю себя на том, что что готов куда то пойти, поступить в институт, я бы пошел сейчас на кинорежиссуру да и еще куда то. Музыки пошел бы учиться. Петь. Петь я начал учиться несколько лет назад и уже закончил. Но года 2-3 я вовсю пел и стал лауреатом на международном фестивале. Я не застрахован от того, что завтра я не начну учиться и что то осваивать. Это интерес к жизни. Но все это, чтобы я не делал – это акт поэтический.

НСИ: Не разрушается связь с Россией, корнями…

Ю.Ю.: Да… Когда меня на радио «Свобода» спрашивали в интервью в 90-м или 91-м году – вот, Вы боролись с режимом… Я не боролся с режимом! – Но Вы же уехали… Я уехал, но причем здесь режим? У меня с режимом были какие то проблемы, но я их решал там и не стал бы решать с вашей помощью. Если у меня есть вопросы к моей власти, так я их задам там, мне для этого не нужно приехать в Америку и вместе с Обамой их решать. Обама мне не союзник в решении моих вопросов. Я буду искать союзников внутри страны. Если я уехал, то не для этого. Поэтому это акт не политический, а поэтический. Что такое поэт вообще? Я пишу не так много именно стихов. Могу год не писать, больше. Ни дня без строчки – как говорит Олеша, да, я согласен. Но эта строчка может быть совершенно разной. Ты пиши прозу, разминай. Пьесу. Ты поэт, все равно это будет проза поэта, это будет пьеса поэта. Все равно - это угол зрения поэта. Вот я строю театр свой – «Театр Поэта». Для меня это акт поэтический. Я пошел на войну. Для меня это акт поэтический. Это поэт на войне.

Мы не так давно со Стрелковым Игорем Ивановичем разговаривали и вот, он же мне медаль «За оборону Славянска» давал в госпитале. Пришел, снял свою медаль и дал. Так получилось, что это медаль №1. Это была его медаль, он ее носил. И я ему говорил, ведь не случайно, что медаль №1 оказалась у поэта. Вроде случайно, так получилось, но ничего случайного нет. Потому, что та война была войной поэтов, идеалистов. Пусть не все стихи писали, хотя много было тех, кто писал. Мозговой писал стихи. Не важно - лучше, хуже. С Игорем Ивановичем недавно у нас была переписка по поводу «Комитета 25 января». Он написал басню, я ему в ответ - эпиграмму. Повесили где то на сайтах. Для меня он тоже – поэт. Необязательно, чтобы он написал стихи. Это – мировоззрение. Чем 14-й год отличается от 15-го? Это была война романтиков, поэтов, идеалистов. Впрочем, как везде. В Испании. Начинают поэты, идеалисты, а потом по их костям проходят серьезные люди, профессионалы, специалисты. И, тем не менее, я счастлив, что знал этих людей, я их видел, я был рядом с ними, что я был какое то время одним из них и остался. Это ж такое дело – ты не можешь раз пойти – потом забыть все и вернуться. Когда года два назад я писал текст для Новороссии и подписался «Анри, твой вечный военкор». «Военкор Новороссии» - это уже пожизненно.

НСИ: Поднимались ли такие вопросы, когда Вы были там с Вашими друзьями, не обсуждались ли вопросы восстановления нашей страны? Как решения многих проблем сегодняшних?

Ю.Ю.: Вы знаете, такие рассуждения для другой ситуации. Там все более конкретно, когда ежесекундно или тебя или того, с кем говоришь может не быть, не стать. Поэтому чуть чуть другое… Но… оно связано, потому что там эта вера на какое то мгновение… вот все повисло и все загорелось и слились, что редко бывает, очень редко. Когда люди, простые, боюсь этого слова «народ»… Я об это единении, что подняло всех так. То, что люди думали, что сказали с самой высокой трибуны – это совпало. Сказал Президент: «Русские своих не бросают». Как все обрадовались! Потому, что мы видели, сколько лет своих бросали и предавали. В наших республиках бывших. Даже не обязательно наших русских. То, что было в Югославии… Каддафи… Насколько он свой – не свой, но все равно. Это началось давно, еще с Хоннекера, с Германии. Мы учились предавать и не замечать этого в себе или прощать себе предательство. Вроде мы смирились с этим, но как только мы услышали «русские своих не бросают» - как мы все обрадовались, что теперь можно жить, не пряча глаза. Поэтому не все, а, может быть, самые совестливые, не стали ждать официального… Ведь это был такой призыв.

Кроме этих слов было сказано с высокой трибуны много других. Много. Что мы не дадим, что лишь только народ Донбасса попросит – мы сразу, вплоть до введения, пусть только один выстрел раздастся, тогда мы встанем рядом, мы встанем за ними – с этими людьми. Люди услышали, люди обрадовались, поверили и не стали ждать этих официальных призывов потому, что у многих там братья и сестры буквально, родня какая то. Не нужно даже родни – просто убивают твоих соотечественников. И пошли спасать своих братьев и сестер. Вот… Это единение… Все поверили, что сейчас страна возрождается, это был знак этого. Все верили, что решение проблемы на Донбассе, я это, по крайней мере, очень сильно чувствовал, я не мог… Говорили: «Но это же – там!» Как недавно я прочел в Фейсбуке – переписка, фотографии одного режиссера – Кирилла Серебренникова (худрук «Гоголь-центра», в своем интервью в 2014 году называл Россию «страной неотмененного рабства», выступал в поддержку «Pussy Riot» и против ограничений прав ЛГБТ - НСИ). Ему один человек пишет – Кирилл, посмотри, что происходит на Донбассе! Там люди умирают, женщины, дети. Он отвечает – Дима, да пошел ты со своей Украиной. Это чужая страна и пусть они там сами… Вот это… Я никогда так не мог. Для меня нет чужой страны. Если ты сейчас решил, что там чужая страна и пусть там убивают детей – тогда все, это неизбежно, то завтра будут убивать - здесь. Как только мы решили, что там – это чужая страна и это их проблемы – все. Завтра это будет у тебя. Потому, что это – фашизм, он как чума расползается. Нет фашизма только в Испании или где то.

Фашизм это такая зараза… И если мы там, в 2014-м это было понятно, если мы там не решим эту проблему… а на миг показалось, что можем ее решить, вот эта иллюзия единения, она… а когда началось, как говорят: хотели как лучше, получилось – простите за банальную цитату – как обычно. Сошло на банальное предательство, серию предательств. А то, что пришлось оставлять Славянск – одно из первых предательств, предательств власти нашей Донбасса. Можно называть это «геополитикой», еще как то, но люди, которые в окопах сидят там, в подвалах, женщины – они таких слов не очень знают. Для них это – предательство и они этого понять не могут и я с ними – этого понять не могу и не хочу. И искать такие слова хорошие, правильные, термины – не хочу. Я знаю, что за ними приходит предательство. И вот, то что мы там не смогли воспользоваться моментом, который был, к сожалению, не дает мне оптимизма говорить о том, что… хочется верить, что мы тут восстановим, построим… но, это будет долго и не просто, а может и не получится. У меня нет радужных перспектив. Донбасс показал, насколько у нас, вот опять, к сожалению, я очень часто это слово упоминаю, насколько у нас внутри во власти слишком силен этот вирус предательства, нацпредательства, русоненавистничества. Как с этим мы восстановим… Да нет, что мы можем построить? Если каждый день, буквально каждый день, что то происходит. О чем мы можем говорить, если сегодня, я не удивлюсь, если увижу где то спектакль в театре, где героями спектакля будут нацгвардейцы какого нибудь батальона Украины. Потому, что я знаю – слово «ополченец» сказать нельзя. Когда меня спрашивают… – ты только вот не говори «ополченец», только этого имени не произноси.

НСИ: Выставка вот недавно была в Москве…

Ю.Ю.: Да она идет! Выставка про «героев» АТО. Каждый день.

НСИ: В Москве…

Ю.Ю.: О чем говорить – памятник Гумилеву, да что там памятник, доску мемориальную Гумилеву – столько надо пройти, чтобы повесить куда нибудь… практически невозможно. А Маннергейму доску – вешаем. И объясняем, находим слова какие то под это. И кто вешает – Министр культуры с чуть ли не вторым - третьим человеком в стране после Президента – Ивановым. О чем речь! Они находят оправдания всему. Что там за заслуги, второе, третье… С такой логикой мы можем заслуг найти, чтобы на следующий «Бессмертный полк» понесли портреты Власова и Гитлера. И смотреть на это… Каждый день… Фильмы с Анной Роговцевой у нас идут, сериалы снимаются каждый день, а она все время фотографируется с «героями» АТО. Она их поддерживает, она заявляет, что что она с ними, что никакого фашизма там нет, а вот, наоборот, они борются с… Какое это строительство страны, какое восстановление? С этим мы ничего восстановить не сможем.

НСИ: Наверное, нужно переосмыслить эти вещи и делать что то другое в этом плане. Для того, чтобы люди поняли и была какая то положительная динамика в процессах восстановления страны. Потому что, на наш взгляд, если мы страну не захотим или не станем восстанавливать, то рано или поздно наши «партнеры» за океаном добьются своих целей, а они известны – фрагментировать дальше Россию.

Ю.Ю.: Они добиваются! Что Вы говорите – «добьются»! Они добиваются, потому что каждый день, когда мы не видим, когда наше телевидение уходит от темы Донбасса, когда делают вид, что там «перемирие» или «мир», хотя там ежедневно убивают людей – это мы проигрываем, мы сдаем позиции. Поэтому не говорите, что «добьются», они – добиваются. И мы сдаем позиции. Также как и на этой маленькой территории Донбасса. И в буквальном смысле, здесь просто не видно. То, что было вчера «нейтральными территориями» - это все уже занято Украиной и там кольцо сужается. И также здесь кольцо сужается наше. Потеря Донбасса, это в каком то смысле, Россия теряет себя. И все следят за этим, наблюдают. И все увидели – эта политика – шаг вперед, три шага назад… Штаты приучили всех к праву сильного. И любой наш «шаг назад» воспринимается и справедливо воспринимается, как слабость. А раз слабость – тебе тут же начинают диктовать и говорить. И я видел все это там, на «невзятии Мариуполя». Как это украинская армия восприняла. Иловайский котел, Иловайский разгром был для них практически как разгром армии Украины. Они думали, что – все… а вдруг – останавливаются все и говорят – «перемирие», «переговоры». Они думали, что – все, а оказывается, нас боятся, с нами переговариваются. Это так их мотивировало! Мы создали их армию этими своими «не до…», чтобы Дебальцево взять, а на Харьков – нельзя. Плачет мой знакомый командир, в слезах – «дайте мне роту и я возьму Харьков!».

Понимаете, этим нашим предательством мы создали эту армию. А если сейчас тоже самое пытаться, то, что можно было 2 года назад , полтора года назад взять сравнительно бескровно, то сейчас это такой кровью будет… Ведь уже Дебальцево было большой кровью, намного, в сравнении с Иловайском. Сейчас они уже обучены, вооружены, мотивированны и это наша заслуга, России. Они кричат: «Россия – агрессор», а Россия их несколько раз спасла от полного разгрома. Смотреть на это больно, говорить об этом больно, поэтому нет у меня никакого оптимизма. Надо, я понимаю, надо делать, каждый, кто может, для того, чтобы жила Россия, чтобы восстанавливалась и в границах своих, восстанавливалась и духом. Идеология нужна, конечно, а ничего этого нет. Поэтому для меня все очень смутно и темно впереди. Выхода нет, надо идти до конца… но с кем? То есть понятно, я и есть, слава Богу, но эти люди сейчас, с кем можно, это больше «анденграунд». С теми, кто вот в моей сфере, в литературе, в театре, в кинематографе, те, кто что то решает, делает, ведь есть люди, действительно… Вот для меня было ударом, например, когда Рязанов Эльдар, уже его не стало, я хотел написать что то в Фейсбуке, что ушел такой мастер и вдруг я нарвался на его слова, то, что он думал по поводу народа своего, России… и меня это так… потому что я по прежнему отношусь с огромным уважением, но для меня это мастер, но … «враг». Слово мне трудно сказать, но это – чужой человек по духу. Мне больно. Мне стыдно читать, мне стыдно за этого человека, который, скажем, Басилашвили. Артист, которого я уважаю, помню, как актера, когда он, взрослый человек, уже не молодой повторяет, что «эти ополченцы сами в себя стреляют», бред, большего придумать нельзя.

НСИ: Юрий, к сожалению, мы скоро вынуждены заканчивать. Спасибо Вам большое!

(...Но — останется комната эта...

И — когда-нибудь, после — поэты

Здесь найдут твои серьги и ленты...)

...Мы уходим отсюда — в легенду,

Где уже — ни разъять, ни рассечь нас...

...Я — Мгновенье, влюбленное в Вечность…

Юрий Юрченко, поэт

Посмотреть интервью можно здесь: https://youtu.be/TMRB6G0Fr78

Палий Валерий - «Новая Союзная Инициатива», специально для REX