Горгуловщина: интерпретация текста
Статья Ходасевича «О Горгуловщине» - действительно не потеряла своей остроты и актуальности. Даже сейчас — спустя более 80 лет после её первой публикации. Надо сказать, что издатели и редактора, литературные критики и рецензенты, которые были закиданы рукописями Горгулова, но отмахивались от его графоманского бреда — все они принялись читать его сочинения после убийства Друмера. Читать, чтобы хотя бы понять, чего хотел Поль Бред, в чем его бред состоял. Просмотрев рукописи вдоль и поперек они убедились, что это все-таки бред, бред неинтересный и неоригинальный, которого печатать не стоит даже после того как имя автора получило известность.
После убийства президента Франции, В.Амфитеатров-Кадашев, прочитав одно из многочисленных творений Горгулова, характеризовал его так: «Это – драма в 5 действиях. Действие I. Начальник каторжной тюрьмы насилует красавицу-каторжанку. Действие II. Красавица-каторжанка перепиливает горло начальнику тюрьмы. Действие III. Лагерь красных на Кубани. Предводительница – освобожденная каторжанка (ее зовут Христя) предается зверству, пьянству и разврату. Но со стремлением к мировой справедливости. Действие IV. Лагерь белых. Казачьи офицеры предаются зверству, пьянству и разврату. Но без благородного надрыва и стремления к мировой справедливости. Это огорчает брата Христи, попавшего к белым по мобилизации. Действие V. Поле брани. Красные разбиты. Христя бегает с "обнаженным револьвером". Но даже столь удивительное оружие не спасает ее от плена. В плен она попадает, естественно, к брату, который, будучи предварительно ею проклят, ее убивает».
Но там, где другие увидели повод для иронии, замечательный русский поэт Владислав Фелицианович Ходасевич увидел и вычленил феномен горгуловщины, которая была не только в графоманских рукописях убийцы. И не исчезла вместе с его смертью.
Идентификация бреда
Ходасевич указывает в самом начале статьи, что у него как-то само собою скопилось целое собрание диких, нелепых книжек, изданных в эмиграции. И эта коллекция литературных (чаще всего поэтических) бредов только возрастает. Он вспоминает, что видел книжку Бреда-Горгулова: «Мы еще посмеялись, что на сей раз даже самое слово бред так прямо и обозначено на обложке». Горгулов — отличается от других авторов этой коллекции бреда с претензией на решение мировых проблем только тем, что он попытался реализовать свои идеи... и нажал на курок.
Ходасевич пишет: «Горгуловская бессмыслица по происхождению и значению ничем не отличается от бессмыслиц, провозглашаемых (именно провозглашаемых — пышно, претенциозно и громогласно) в других сочинениях того же типа. Форма и содержание этих бредов, по существу, безразличны. Существенно в них только то, что, подобно бредам, известным психиатрии, они суть симптомы, свидетельствующие о наличии некой болезни».
Однако Ходасевич отказывается признать Горгулова и подобных ему авторов просто сумасшедшими.
Соблазн признать Горгулова просто невменяемым был очень велик. Адвокаты Горгулова строили линию защиты на признании обвиняемого сумасшедшим, поскольку он производил именно такое впечатление. Хотелось признать убийцу Думера душевнобольным и многим в эмиграции. Это сразу снимало бы все вопросы:
«Он, то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.
Он над нами издевался. Ну, сумасшедший, что возьмешь!»
Сам же Горгулов крайне агрессивно реагировал на попытки поставить под сомнение свою вменяемость, неоднократно в ходе процесса заявляя о том, что совершал убийство в здравом уме, писал осмотревшим его врачам: «Я не сумасшедший! Весь мир сошёл с ума. Но не я! Весь мир делает сумасшедшую политику (и Франция тоже). Весь мир готовит войну! Мир готовит мировую революцию и повсеместный триумф коммунизма! Вот моё пророчество: если мировая политика, политика сумасшествия не изменится – красная коммунистическая армия будет в Париже! И вы, несчастные, будете приветствовать красную армию! Тогда – конец Европе!... Но я хочу спасти мир! И для этого я устроил покушение и пожертвовал собой!»
И Ходасевич подчеркивает, что Горгулов и ему подобные — не душевнобольные. Дело идет отнюдь не о психических недомоганиях: «О, если бы дело шло просто о сумасшедших! К несчастью, эти творцы сумасшедшей литературы суть люди психически здоровые».
Так в чем же дело? По-мнению Ходасевича, в людях подобных Горгулову, поражена не психическая, а, если так можно выразиться, идейная организация. «Разница колоссальная: нормальные психически, они болеют, так сказать, расстройством идейной системы. И хуже всего, и прискорбней всего, что это отнюдь не их индивидуальное несчастье. Точнее — что не только они в этом несчастье виноваты. В них только с особой силой сказался некий недуг нашей культуры. Совершенно трагично то, что в этих идейных уродствах, как в кривом зеркале, отразились отнюдь не худшие, а как раз лучшие, даже, может быть, драгоценнейшие свойства русской души, русского сознания» - пишет Ходасевич.
Примечательно, что и Брейвик настаивал на суде на собственной психической вменяемости. Более того, сумел изобличить тех психиатров, которые пытались утверждать, что он психически больной, разбив их доказательства.
И Славой Жижек, написавший статью о феномене Брейвика, утверждает: «Манифест этого христианского «охотника на марксистов», убившего более 70 человек в Осло, не имеет ничего общего с бреднями сумасшедшего». Вряд ли читавший статью Ходасевича о горгуловщине, Славой Жижек объясняет казус Брейвика результатами идейного «кризиса Европы».
Болезнь культуры
Ходасевич предлагает говорить о «горгуловщине» как болезни культуры, которая не может остаться без внимания. Горгуловщина — в стремлении относиться ко всему, как к «вопросам» и предлагать радикальные ответы. Стремление разрешать все «вопросы» не компромиссно, не практически, но в самом корне, в духе высшей правды и справедливости. Это стремление приводит не к решениям, а к тому, что все вопросы осложнились и углубились до чрезвычайности, стали проклятыми. И чем проклятее становились вопросы, тем жгучее становилось стремление разрешить их не для себя только, но во всем их философском и религиозном объеме, во всем универсальном значении, дать свет и выход и для всего мира.
«Сложнейшие проблемы религии, философии, истории стали на митингах обсуждаться людьми, не имеющими о них понятия. Обсуждения велись тем более смело, что «вопросы» оказались отчасти не разрешенными вовсе, отчасти же разрешенными так тонко и сложно, что «ответы» были невразумительны для вопрошающих. Тогда-то идейная голь занялась переоценкой идейных ценностей. Пошло философствование повальное. С митингов, из трактиров оно перекинулось в литературу, заставляя жалеть об изобретении книгопечатания и без особого восхищения думать о свободе печати и слова. На проклятые вопросы в изобилии посыпались проклятые ответы. Так родилась горгуловщина — раньше Горгулова. От великой русской литературы она унаследовала лишь одну традицию — зато самую опасную: по прозрению, по наитию судить о предметах первейшей важности» - пишет Ходасевич.
По его мнению, болезнь горгуловщины усугубилась тем, что никакого отпора этой волне идейного самоуправства и интеллектуального бесчинства оказано не было: «Горгуловы печатаются в наших журналах, заседают в редакциях, выступают в литературных собраниях. Мы их читаем, мы с ними беседуем на равной ноге, мы пишем статьи об их творчестве».
Ходасевич призывает решительно отказаться от этой засасывающей в болото безысходности горгуловщины, от публичных сборищ, в которых каждый олух и каждый неуч, может участвовать в обсуждении "последних тайн" и в пророчествованиях апокалиптического размаха: «Такие сборища нам решительно вредны. Они нам в умственном смысле не по карману. Надо учить невежд элементарным вещам...»
Похоже написал о преступлении Горгулова русский философ Георгий Федотов: «Горгуловский комплекс в разреженном виде не так уже чужд нашей обывательской психологии. Отсюда еще бесконечно далеко до Горгуловского преступления. Но это преступление осветило нам темные углы и закоулки русской души. Надо почиститься. Надо освободиться от власти бредовых идей. Надо следить за своим душевным и духовным здоровьем, бороться с безумием, подстерегающим людей, слишком долго и безнадежно страдавших».
Как узнать горгуловых в глобальной сети?
Интернет только усилил возможности горгуловщины. И сделал тип Брейвика более возможным.
Вы можете узнать горгуловщину в блогосфере, в социальных сетях, на форумах, в токбеках под статьями. Вы можете увидеть её на сайтах самозваных экспертов по всем вопросам политики, экономики, безопасности, культуры. Вы видите горгуловщину на некоторых собраниях, куда приходят активисты, люди которых мы хвалим за социальное небезразличие.
Горгуловщину достаточно легко отличить, хотя она далеко не всегда выказывает себя крайними проявлениями. Самое главное - Горгуловы до безумия хотят прославиться. Они готовы написать любую чушь, кощунство, гнусность в надежде, что на них обратят внимание. Поскольку обратить на себя внимание они могут только раздражающим эпатажем, а не глубиной содержания. Раздражающее оригинальничанье ради оригинальничанья заменяет им информативность, стиль, изящество формы.
Горгуловы могут легко менять партийную принадлежность, переходить из крайней части одного политического лагеря в крайнюю часть противоположного. При этом меняя лагеря, превращаясь из крайне левого в крайне правого (или наоборот), они ни на секунду не задерживаются в центре. Центризм — как некая форма умеренности, взвешенности — для них просто немыслим.
Горгуловщина отличается нежеланием вникать, пристрастием концептуализировать и делать обобщения. В текстах горгуловых вы можете встретить идущие друг за другом утверждения. Первое из которых строится на нежелании разбираться «Кому вообще это интересно... Достали уже». А во втором дается четкий приговор: резать... к чертовой матери!
Ходасевич в выше процитированной статье приводит двустишие из графоманской коллекции:
«Я долго думать-то не стану,
Исторью мира напишу...».
У горгуловщины нет никаких проблем с написанием истории мира. Поскольку они её не знают. И разбираться в ней не желают. У них не возникают трудностей с пониманием. В связи с полным отсутствием понимания. Они не пытаются понять детали, поскольку мыслят глобально. На их уровне запредельного деталями можно пренебречь.
«Ни познаний, ни умения они не имеют и иметь решительно не желают, ибо гордятся своей гениальною интуицией» - пишет Ходасевич.
Из нежелания вникать, вытекает то, что для горгуловщины не существует авторитетов, которые достойны уважения. Таким образом, горгуловы мстят миру, который не чтит их великих и непревзойденных. Это они генералы, за которыми должны выстроиться армии. Это они вершины духа, на которые следует почтительно смотреть с подножий. Это они лидеры мнений, которые должны разделить все.
Осознание собственного величия и непризнанности, приводит к ощущению, что тебе недодали. И сколько у окружающих не спереть — все равно своего не вернешь. Поэтому известные мне в реале интернет-персонажи, томимые болезнью горгуловщины, как правило, заражены какой-то особой моральной нечистоплотностью. Как правило, горгуловщина толкает в сторону нравственной деградации.
Гордящиеся собственной интуицией горгуловы в принципе не уважают разум, логическое мышление, корректный способ ведения спора, при котором они непременно проигрывают. Горгуловщина — всегда метафизика. Это вторжение метафизики в политику.
Вот цитата из сочинения Горгулова-Бреда "Тайная жизнь скифов": «Русский я. А все, что от русского исходит, непременно дерзостью пахнет: как – политика, как – вольнодумство, критика и все такое прочее... Потому... Народ мы скифский, русский. Народ мы сильный и дерзкий. Свет перевернуть хотим. Да-с. Как старую кадушку. А кто же под кадушкой-то сидеть будет? Ах, милые! Не знаю. И потому – кончаю. И на прощание только прибавлю свое малюсенькое изреченьице: "А все-таки – фиалка машинку победит!"...»
Горгуловы не могут не ненавидеть прогресс, со всеми его новомодными штучками: гендерное равенство, феминизм, политическая корректность и пр. Горгуловщина строится на архаичном и иррациональном.
Дмитрий Быков так комментировал теракт в Норвегии: «Брейвик - плагиат идей Унабомбера, который тоже свихнулся на идее возвращения к архаике, отказа от цивилизации. Есть несколько факторов, которые почти всегда приводят к подобному, — это уверенность в собственной литературной гениальности, желание отказаться от прогресса и повернуть его вспять, проповедь национализма и нетерпимости. Вот эти три фактора, они, что у Гитлера, что у Горгулова, что у Унабомбера, — одни и те же».
Ксенофобия как форма мизантропии
Горгуловщина не может быть без ксенофобии. Чаще всего центральным элементом такой ксенофобии является антисемитизм. Яростным антисемитом был Павел Тимофеевич, призывавший в своем манифесте ограничить евреев в правах, вернуть процентную норму и черту оседлости, запретить евреям состоять на любой государственной службе (даже «самой ничтожной») и вступать в партию «зелёных».
Сегодня, особенно учитывая, что многие интернет-горгуловы евреи и израильтяне, это вовсе не обязательно. Хотя, один из общеизвестных в социальных сетях русскоязычных израильских горгуликов клянет «жидляндию» и собственную общину, именуемую им не иначе, чем «русише швайн», а другой призывает Путина перейти в контрнаступление в Сирии и наказать Израиль ракетами (хотя эти ракеты вроде будут падать и ему на голову?!).
Ксенофобия горгуловых отличается тем, что они не только терпеть не могут какой-либо вид чужих, но ненавидят все виды. И прежде всего себе подобных. Последний роман Умберто Эко «Пражское кладбище» начинается с того, что герой (якобы сочинитель «Протоколов сионских мудрецов»), от имени которого ведется повествовательная исповедь, по совету доктора (австрийского еврея - Фрейда), пытаясь разобраться в своей душе, признается в ненависти к иудеям, перечисляя все антисемитские стереотипы, известные человечеству. Затем выясняется, что, будучи честным с собой, герой «Пражского кладбища» вынужден признаться, что также ненавидит немцев, французов и таких же как он итальянцев. Что он не любит все народы, не переносит людей в принципе: «Так кого люблю «я»? Никаких людей любимых я бы назвать не мог. Люблю поесть. Это да». Давно признано, что болезненная ксенофобия – это, как правило, следствие комплекса неполноценности. Неполноценности, прежде всего, личной.
В горгуловщине ксенофобия - замаскированная мизантропия, принявшее более менее идеологическую форму человеконенавистничество.
Павел Горгулов отправил в конце декабря 1931 года (за четыре с половиной месяца до теракта) письмо А.И.Куприну, редактировавшему тогда парижский журнал "Иллюстрированная Россия": «Ненавижу я людей вообще, а больше всего – русских эмигрантов, ибо подлее их, животных, нет на свете!.. Я ухожу от людей навсегда. Сегодня я уезжаю в Африку, в дебри, в леса, джунгли, к зверям и птицам. Не боюсь. Ибо знаю язык моей Матери-Природы».
Очень жаль, что в Африку он не уехал.
Все равно, какая война
Горгуловым всегда грезится война. Большая война. Грезится, мнится, кажется, маячит на горизонте. Всегда и везде. Они томятся без неё. Она им кажется решением. Подобно русскому царю, который вошел в историю под кличкой «Николай Палкин», они вообще не видят никаких преимуществ у мирного времени перед войной. Приняв на веру очередное сочинение горгуловщины в блогосфере, вы немедленно должны проверить наличие противогазов, приготовить стратегический запас еды, удостовериться в надежности бомбоубежища.
«Зеленый» манифест Павла Горгулова начинается с воззвания к русскому народу: «Одно твоё спасение, последнее спасение, это – война. Все равно, какая война: внешняя или внутренняя… Война и только война есть единственное спасение всех русских беженцев, рассеянных по белу свету. Война есть конец большевистской власти. А мир – это конец Европе. Свету – конец. А потому: да здравствует война, наша спасительница».
Обратите внимание на это: «Все равно, какая война». Действительно — абсолютно все равно. Лишь бы война. Большая война.
Как Горгулову было все равно, какого президента убивать. Ведь это же убийство символическое. Убийство, которое не само по себе, хотя погиб конкретный человек, по словам самого Горгулова ни в чем не виноватый. А убийство, которое что-то должно означать. Горгулов заявил, что лично против президента Думера ничего не имел. Просто должно было быть убийство. Могло быть не оно, а убийство предшествующего президента. Или президента другой страны. Например, Масарика, если бы того не спасла улыбка.
Кирилл Рафаилович Кобрин в статье опубликованной 10 лет назад «Обозначающие фашизм», проанализировав тогда еще совсем новенький русскоязычный сегмент Живого Журнала, обратил внимание на феномен не столько идеологический, сколько социально-культурный, появившийся в ЖЖ: блогеры обожающие силу, ради самой силы. Они помешаны на идее порядка, ради достижения которого следует применить насилие и, безусловно, расстреливать. «Сила», «порядок» и «расстреливать» - три столпа мировоззрения, плодами которого эти блогеры столь охотно готовы поделиться. Все остальное - довольно зыбко и меняется в зависимости от обстоятельств. И здесь начинается самое странное. Поскольку совсем не провозглашается цель - то, ради чего следует применять силу и расстреливать; «цель», ради которой создается «порядок». Блогеры никак не могут сформулировать то, ради чего стоит мобилизовать общество на применение избыточной силы. Несколько смутных упоминаний о «новых исторических условиях», о «будущих военных угрозах», о «выживании нации»... И все? Не более? А поконкретней? Но блогеры даже не могут определиться - для борьбы с кем, или чем, должен создаваться «порядок». Нет, цель у воспеваемого «порядка» решительно отсутствует, потому и можно предположить, что ею является сам «порядок», само насилие, само желание кого-то расстреливать. Идея жестокого, но справедливого «порядка» предлагается обществу совсем не ради терапии общества, а из-за комплексов, которые томят самих блогеров и торопятся вырваться. Пока только в виртуальном пространстве. Хотя сами они, быть может, об этом и не подозревают, что потребность расстреливать — истекает из их идейной организации. Ибо (в чем их общая черта) не склонны к истинной саморефлексии, предпочитая публичные душевные излияния.
«С ними невозможно полемизировать - уличив в передергивании, получаешь в ответ ругань в адрес интеллектуалов, обнаружив бессмыслицу, нарываешься на убогую формулировку, что истина проста и нечего тут мудрить. Да и вообще вести с ними любой диалог бессмысленно - не выдерживая соревнования, они в любой момент готовы перейти к обещаниям расстрелять в скором будущем, засадить в концлагерь или, в лучшем случае, отправить в ссылку. При этом наши герои почти не употребляют первого лица единственного числа; любое, самое ничтожное «мы» всегда предпочтут «я». Они ведут себя так бесцеремонно, будто приватизировали право говорить от имени времени, эпохи, истории, на худой конец - некоей силы, призванной историю вершить» - писал Кобрин 10 лет назад.
С тех пор количество горгуловщины в Рунете только увеличивалось.
Эксперт ИА REX по вопросам политических технологий, социальной психологии, «политики памяти», взаимодействию государства и гражданского общества Давид Эйдельман
Комментарии читателей (0):